«Правда» 26 июня сообщила об этом с присущей советской прессе полнотой информации: «Затем французский писатель Андре Жид, немецкая писательница Анна Зегерс и советские писатели тт. Тихонов, Эренбург, Киршон при бурных овациях делегатов дали резкий отпор двум троцкистам, пытавшимся использовать трибуну конгресса для гнусных антисоветских выпадов».
Со стороны советских делегатов никаких (ни явных, ни тайных) движений в защиту Виктора Сержа, разумеется, не было, хотя можно понять стремление исследователей их обнаружить (Так, Л. Флейшман в первом издании чрезвычайно информативной монографии «Борис Пастернак в 30-е годы» строки из письма Пастернака жене 14 августа 1935 г.: «Исхода письма Калинину, правда, жду, как чего-то нашего с тобой, как ребенка: родим свободу Виктору» — трактовал, как относящиеся к Сержу, со всеми вытекающими отсюда политическими дивидендами для своего героя
[751]; во втором издании — СПб., 2005 — эта трактовка снята: как убедительно показали комментаторы писем Пастернака, речь идет о другом человеке
[752]).
Н. Берберова выступления в защиту В. Сержа описывает так: «На второй день произошел инцидент во время выступления Андре Бретона; он задал несколько вопросов о сталинизме, о Сталине, о системе управления в Советском Союзе, а также о Викторе Серже, троцкисте, французском писателе, чудом вырвавшемся из Советского Союза совсем недавно. Но вопросы бывшего коммуниста, ушедшего из партии, первого поэта среди дадаистов, основателя сюрреализма, остались без ответов. Арагон и Эренбург не дали слова ораторам по этим вопросам и прекратили выкрики с мест. Мальро пытался дать слово друзьям Сержа, но ему не дали это сделать. Кольцов заявил, что Серж замешан в убийстве Кирова. В зале раздался свист»
[753]. (Увы, опровержения требуют много места: о Серже говорили не на второй день конгресса; А. Бретон на конгрессе не выступал; в тексте его речи, зачтенной П. Элюаром, о Серже не говорилось; прочие подробности также имеют мало общего с тем, что было на самом деле).
В Записках А. С. Щербакова эти события описаны конспективно; имя Сержа при этом не упоминается: «Третий день — день провокаций. История с поддельным письмом М. Голда. Выступление сюрреалистов. Дайте слово Мадлен Паз. Разговор (резкий) с Эренбургом в Демагог (эта фраза зачеркнута самим Щербаковым. — Б.Ф.). Утро четвертого дня — выступления троцкистов. Ответы. Колебания друзей. Вышвыриваем белых. Жид мрачен. Мальро отказывается от секретарства. (Обострение отношений Мальро и Арагона. В Юманите ни слова о речи Мальро). Разговор с Эренбургом. Совещание у Барбюса в Монде о проекте решения. Фракция. Совещания делегатов. Колебания англичан по вопросу о резолюции. Зацепили через практические вопросы. Совещания по вопросу о составе Бюро. Жид и французы о Бабеле и Пастернаке. Совещание секретариата. Мальро крутит. Последний вечер. Толпы, полиция, зал. Выступления Киршона, Пастернака, Бабеля. Вечер напряжения. Попытки троцкистов прорваться на трибуну. Обрабатывают Вильдрака. Контратака через Лахути. Появление Леона Блюма. Срочные поиски Вайяна (Кутюрье. — Б.Ф.) Блюм не получает слова»
[754].
Анри Барбюс в письме Щербакову 4 июля 1935 г. подвел итоги конгресса, и обо всем, что касалось Виктора Сержа, он написал подробно, но в осторожно многословных выражениях
[755]. Прежде чем процитировать это письмо, приведу фрагмент из воспоминаний В. Сержа о встрече с Барбюсом в Москве в ноябре 1927 г.: «В первые же минуты я увидел его без прикрас, стремящимся ни во что не вмешаться вопреки себе, не видеть того, что заставило бы вмешаться вопреки себе, старавшимся завуалировать мысль, в которой не мог сознаться, уходя от прямых вопросов <…> Фактически он стал приспешником тех, кто сильнее! Когда еще не было известно, чем завершится борьба, он написал на книге длинную дарственную надпись Троцкому, которого не осмелился повидать, боясь себя скомпрометировать. Когда я заговорил с ним о репрессиях, он притворился, что у него мигрень, что он не слышит. <…> Я, стиснув зубы, констатировал, что передо мной само лицемерие…»
[756].
А теперь отрывок из письма Барбюса Щербакову:
Никаких значительных неприятных инцидентов не произошло. Мы опасались двух: одного со стороны сюрреалистов и другого — со стороны троцкистов. <…> Что касается троцкистов, они сосредоточили свои усилия вокруг дела Виктора Сержа. Мы устроили так, чтобы этот спор, инициатива которого принадлежала Мадлен Паз и бельгийскому писателю Плинье
[757], окруженным некоторым числом сторонников, развернулся на одном из немногих заседаний конгресса, которые не проходили в большом зале. Надо отметить, что ответ советских товарищей на хорошо подготовленное нападение Мадлен Паз в сентиментальном плане не был достаточно точным в части опровержения некоторых определенных подробностей, приведенных Мадлен Паз о якобы плохом обращении, которому подвергся Виктор Серж, а также того факта, что якобы его активные выступления против правительства СССР и партии, по ее уверению, были только в частных письмах к друзьям (что является неверным, хотя бы поскольку это относится к книге Панаита Истрати, документированной с полной очевидностью
[758]). Впрочем, большинство на Конгрессе ни в коей мере не присоединилось к Мадлен Паз, Плинье и их друзьям, и инцидент не распространился за пределы этого узкого заседания. Надо сказать, что Сальвемини в большом пленарном заседании на этот раз сделал недоброжелательный намек на дело Виктора Сержа
[759], что вызвало в зале несколько различных течений. По этому поводу напоминаю, что уже давно я особенно сигнализировал нашим товарищам о важности обстоятельства всяческого использования этого инцидента всеми врагами СССР во всех интеллигентских кругах и что равным образом я особенно просил, чтобы весьма обоснованный ответ на все преувеличенные или искаженные факты, которыми нам прожужжали уши, был представлен в президиум Конгресса.
