– Я знаю. Прискорбный случай с твоей антикварной «мареной». Не волнуйся, постараемся сделать так, чтобы полицейские не очень тебе досаждали. Как видишь, здесь все немного проще, чем было там. Но это не значит, что ты можешь расслабиться. Этот сон чуть более благоприятен, и мы в состоянии, по крайней мере, избавиться от мелочной опеки властей… С Ириной все в порядке?
Макс пожал плечами.
– Насколько я знаю, да. А что?
– Да нет, ничего. Тайные желания иногда сбываются…
Голиков посмотрел на него с подозрением, но, как всегда, ничего не сумел прочесть в бесцветных глазах. В Клейне было трудно заподозрить психоаналитика.
– Постарайтесь держаться поближе друг к Другу.
– Да-да, я помню – общий сон и все такое… Однако война продолжается. Что делать дальше?
– Искать союзников. А что еще остается делать? Наслаждайся жизнью, если сможешь. В крайнем случае, у нас есть «Путеводитель». – Масон похлопал ладонью по туго натянутой коже кейса.
– Значит, ничего, кроме бегства?..
– Я же тебя предупреждал.
– Ну, спасибо! – в Голикове заговорили гены человека, привыкшего к комфортабельной действительности. – Вы хотите сказать, что вся эта чертовщина бесконечна, а мне предстоит прятаться, как крысе в лабиринте?!..
– А ты и есть крыса в лабиринте. Слепая, глухая и хромая. Кстати, я тоже. Ты не умеешь перемещаться, а если бы даже умел, то никогда бы не выиграл. Встретиться с хозяином не в твоих интересах. Он уничтожит тебя, даже не заметив. Он охотится на акулу, а мы – всего лишь рыбы-прилипалы. Я понимаю: тебе было бы намного легче, если бы ты увидел свою акулу. Но, к сожалению, это случается крайне редко и обычно заканчивается трагически.
– Откуда вы это знаете?
– Я сопоставляю факты. Я внимательно изучал «Путеводитель» и даже заставил себя прочесть дневник Строкова. Дурацкая писулька. Не удивительно, что этот Строков плохо кончил. Бедняга! Оказывается, у него был шанс протянуть еще немного.
– Вы… сохранили и дневник?
– Конечно. Не оставлять же его в твоей квартире, как вещественное доказательство причастности к убийству! Если когда-нибудь тебе придется вернуться…
Максим вздрогнул при этих словах. Простое напоминание о том положении, в котором он находился раньше, не на шутку испугало его. Ностальгии по бедности и упадочным временам у него не было. Человек – такое существо, которое очень быстро привыкает к лучшему и забывает о худшем. Несмотря на опасность, грозившую ему сейчас, возвращение в прошлое казалось добровольным погружением в ад.
– …Тебя по крайней мере не приговорят к смерти… – закончил масон.
– Благодарю. – Максим сухо прокашлялся и отправился к бару за очередной порцией джина.
– Ты много пьешь, – заметил Клейн. – Нервишки шалят?
– Угу. – Голиков опрокинул стакан внутрь себя.
– Рекомендую иглоукалывание. Один знакомый китаец держит приличный салон на Николаевской площади. Он большой и тонкий мастер; знает, что нужно мужчине. Кстати, ассистентки – молоденькие таиландки. Обещаю тебе незабываемые впечатления…
Макс обернулся, не веря своим ушам, и действительно увидел перед собой эдакого пожилого, свободного, богатого и удачливого мужчинку, способного наслаждаться девочками и всем тем, что можно купить за деньги. Масон обладал завидной способностью к мгновенному перевоплощению.
– А теперь – к делу, – сказал Клейн. – Нужно обсудить несколько контрактов по золоту и наш договор с турками…
Макс порылся в своей безумной двухслойной памяти и обнаружил, что смыслит кое-что в контрактах и биржевых котировках. Он отключил эмоции и превратился в «юридическое лицо». В пространстве сухих формулировок и цифр почти не оставалось места для страха.
Глава тридцать пятая
К полудню он закончил работать с Клейном, и они расстались, почти довольные друг другом. Максим чувствовал, что это «почти» разъедает его сильнее, чем ненависть. Масон опять умудрился не дать ему никаких ориентиров и, может быть, сам ничего не знал о них. В последнем случае им было не на что рассчитывать.
Он прогулялся по оранжерее, пытаясь успокоить нервы. Жизнь становится абсурдом, когда неизвестна хотя бы часть причин и следствий. Известная их часть совершенно не устраивала Голикова. Если верить Клейну, ему угрожало что угодно – от взбесившейся любовницы до падения метеорита…
Дурацкое состояние ожидания в полной неизвестности… Даже музыка раздражала его. Он решил отправиться к Ирине, несмотря на недавнее прохладное расставание. Наверняка она испытывала то же самое и была единственным человеком, способным его понять.
Он открыл сейф в кабинете и увидел тускло блестевшие стволы. Это зрелище всегда успокаивало. Оружие было его третьей по силе страстью после женщин и машин. Среди прочего, у Макса имелся уникальный капсюльный револьвер Кольта «патерсон» 1836 года, тупорылый «питон» калибра 357, двадцатизарядный «маузер» К-96, израильский «дезерт игл» под револьверный патрон и мощнейшая в мире американская пушка «АМП». Небольшое, но вполне боеспособное собрание…
Однако сегодня ровный ряд образцов, покоившихся на специальных подставках, казался нарушенным. Поверх «питона» и «стара» лежал еще один пистолет. Макс ощутил приятное покалывание в затылке, что случалось с ним в последнее время при столкновении со сверхъестественным. Это был его любимый «беретта» – больше, чем просто кусок металла. Эта пушка спасла его там, и к ней у него было особое отношение…
Он взял пистолет в руку, чтобы убедиться в его материальности. Привычная рукоятка, привычная тяжесть и – что было особенно приятно – полная обойма. Вопрос с оружием разрешился сам собой. Он засунул «беретту» сзади за пояс брюк. Несмотря на жару, пришлось надеть пиджак.
Чтобы не привлекать к себе внимания, Максим выбрал неброский скромный «вольво» из своей «конюшни» и поехал на улицу Бунина, где в многоквартирном доме жила Савелова.
* * *
Он добирался туда около сорока минут, дважды попадая в пробки. От палящего солнца спасал только кондиционер в машине. Жидкий воздух дрожал над раскаленным асфальтом. Разжижались мозги. Макс ощутил беспричинное беспокойство.
За два квартала до цели ему стало казаться, что с Ириной случилась какая-то беда. Ее непроявленный кошмар вибрировал в нем, пытаясь вырваться из могилы подсознания. Они были, словно два близнеца, чувствовавшие на расстоянии одинаковую боль…
Он с визгом затормозил, вклиниваясь на парковочной площадке между «татрой» и огромным черным «запорожцем» представительского класса. Машины стояли так тесно, что дверь не могла открыться полностью. Максим просочился в узкую щель и побежал к подъезду. На бегу поднял голову и посмотрел на Иркины окна. Они были слепыми, черными и отражали жалящие лучи солнца, словно прозрачные стены пыточной камеры… В эту минуту он забыл о собственной безопасности, и Клейн, наверное, осудил бы его за это.
