Безжалостные репрессии мира не принесли. После хладнокровного убийства Шарпа в 1679 году на пути в Сент-Эндрюс вспыхнуло второе восстание. Кончилось оно тем же, что и первое, — поражением ковенантеров. Однако в битве у моста Босуэлл военачальник Карла II, герцог Монмут, показал себя человеком снисходительным и казнил лишь горстку пленных. Он щадил всех, кто обещал больше не брать в руки оружие. Даже тех, кто отказывался дать такое обещание, всего-навсего сослали в Вест-Индию, хотя многие из них умерли при кораблекрушении недалеко от Оркнейских островов. Прочие, после заключения в церковном дворе монастыря Грейфрайерс в Эдинбурге, были отпущены на волю.
* * *
В течение трехсот лет историки описывали этот период как эпоху ярости и отчаяния, горя и возмущения, гонений, насилия и тирании. Однако о том же самом времени можно рассказать и по-другому, если исходить из тех свидетельств, которые может предложить Эдинбург. Эти свидетельства говорят в пользу парадоксального утверждения, гласящего, что дикарская жестокость того времени сопровождалась мощным расцветом культуры. Поражение, которое потерпели ковенантеры в битве за свое дело, и раскол церкви на враждующие фракции стали причиной движения, которое стремилось проложить новую дорогу, забыть былые страдания и предложить Шотландии новые идеалы.
Если мы взглянем на памятники материальной культуры того времени, они не создадут у нас впечатления, будто они созданы в поверженной, истекающей кровью стране. Напротив, в Эдинбурге некоторые кварталы и здания были перестроены, и перестроены роскошно, как и полагалось во вновь восстановленной в правах столице. Самые масштабные работы велись в резиденции Холируд, которая была частично сожжена, пока служила казармой для англичан. Начиная с 1671 года, работы по ремонту и подновлению королевских апартаментов (некоторые из них были созданы еще во времена короля Якова V) велись под началом королевского инспектора Уильяма Брюса и главного каменщика Роберта Милна; более поздние дополнения принадлежат Джеймсу Смиту. Тот комплекс дворца Холируд, который мы видим сегодня, относится главным образом именно к этому периоду. Его строгий классический стиль, бывший тогда в новинку в Шотландии, являл собой аристократический идеал новой эры.
Шотландские дворяне интерпретировали предложенный им роялистский идеал самыми разнообразными способами, если судить по многообразию домов, построенных в Кэнонгейте. Крупнейший из сохранившихся образцов этой архитектуры — Куинсбери-хаус, сегодня представляющий собой главный вход в парламент Шотландии. Он был построен между 1681 и 1685 годами, когда этот участок приобрел герцог Куинсбери. Его планировка, со скромным центральным корпусом и двумя крупными крыльями, образовывающими внешний двор, напоминает нечто вроде hôtel particulier, которыми в то время аристократия короля Людовика XIV украшала Париж. С ним резко контрастирует стоящее на противоположной стороне улицы здание Панмюр-хаус, построенное для патриотов Молэй из Панмюра. Уроженцы Энгуса, они выбрали для своего городского дома не космополитичный, но национальный стиль, самой очевидной приметой которого были ступенчатые фронтоны. Компромисс между современностью и традицией представляет собой «небольшой, но элегантный» особняк сэра Джеймса Дика, лорд-мэра, в Престонфилде. У него два фронтона, соединенных плоской крышей, и, как ни странно, балюстрада во французском вкусе. Наконец, стоявший уже внутри стен бурга Твиддейл-хаус являлся прекрасным примером того, что обновление возможно даже в самой гуще городских джунглей. Выкупленный и переделанный Брюсом еще до того, как тот продал его графу Твиддейлу в 1670 году, он располагался глубоко в тупике и со стороны Хай-стрит выглядел зажатым со всех сторон другими зданиями, но тыловой частью выходил на свет, простор и даже выглядел элегантным. Никто в Эдинбурге, однако, пока не стремился к гармонии в архитектурном смысле. Напротив, казалось, что во время этой фазы реконструкции в камне оказались воплощены культурные баталии того времени.
Свой вклад в обновление облика города вносил также городской совет, выкупавший здания, которые желал снести. В результате крупнейшей из таких операций был создан Парламентский тупик, теперь — Парламентская площадь, расположенный между собором Святого Жиля и зданием парламента. Там удалось разместить конную статую Карла II, выполненную из свинца в полный рост — древнейший памятник подобного рода в Британии. Перестройка города не всегда предполагала масштабные изменения; городской совет был доволен уже тогда, когда удавалось освободить небольшие участки на задворках Хай-стрит, окруженные высокими стенами; подняв голову, можно было увидеть разве что клочок неба, который тем не менее был хоть каким-то спасением от тесноты. Неподалеку от Лаунмаркета, в тупике Броуди располагались сразу два таких дворика, обладавших определенными архитектурными достоинствами; и сегодня это место остается «с южной стороны самым колоритным из эдинбургских тупичков. В северной части особняка [Римского орла] расположена башня с лестницей и фронтонами, ее украшенный рельефами дверной карниз поддерживает круглую башенку, на которую опираются выстроенные еще выше эркеры».
[188]
В 1674 году городской совет объявил, что освобождает от налогов на семнадцать лет каждый каменный дом, который будет построен на месте снесенного деревянного; с 1677 года было запрещено строить новые дома с деревянными или соломенными крышами. Новые каменные дома зачастую следовали экзотической моде на «пьяццы» (как в Эдинбурге называли сводчатые галереи-аркады) в нижних этажах фасадов. Это давало возможность делать верхние этажи большими по площади — принятые тогда законы, регулирующие ширину улиц, распространялись только на первые этажи. Зная о том, какую огромную роль в шотландской архитектуре позднее сыграл палладианский стиль, так и хочется увидеть в этом ранее влияние Палладианской базилики в Виченце с ее изящной колоннадой, или даже построенного еще ранее Палаццо ди Венеция в Риме, который видело гораздо больше шотландцев; другим возможным образцом мог послужить дворец Вогезов в Париже. Во всяком случае Королевская миля приняла более внушительный вид, сегодня почти полностью утраченный, за исключением разве что доходного дома Гладстона на Лаун-маркете, построенного немного ранее. Возможно, именно он является образцом и совершенно точно — единственным сохранившимся зданием с аркадой (кроме агрессивной современной имитации, построенной в Кэнонгейте по проекту Бэзила Спенса). Королевская миля, застроенная домами с аркадами, являла собой прекрасное зрелище; представить его себе теперь тяжело, если только мы с вами не отправимся на Хай-стрит в Элгин (графство Морэй), где еще частично сохранилась улица в этом духе, построенная в подражание столице.
Для продажи застройщикам городской совет выделял участки, не всегда совпадавшие со средневековой разметкой. Это делалось, в частности, для того, чтобы на больших по площади участках создавались более вместительные здания. По мере того как на склоне Замковой скалы селилось все больше и больше людей, доходные дома становились поистине гигантскими. Самый высокий из них, так называемый Вавилон, со стороны Каугейта поднимался вверх на четырнадцать этажей — «огромная куча горючих материалов», которой суждено было вспыхнуть в великом пожаре 1700 года.
[189] Одновременно продолжалось и строительство низкопробных домов из бросовых материалов, но предпринятые городским советом меры скорее поощряли постройку более долговечных и элегантных доходных домов, как, например, в Милнс-Корте, построенном в 1690 году на противоположной стороне Лаунмаркета. Квартиры там состояли из пяти-шести шикарно обставленных комнат, а некоторые и из дюжины. Мода на высоту принесла с собой социальное расслоение в стенах каждого отдельно взятого дома. Богатые жили на средних этажах высоких доходных домов; бедные — либо на первых этажах, поближе к шуму и вони улиц, или на верхних, куда приходилось подниматься по длинной лестнице.
