– Вот здесь нам никто не помешает, можем поговорить.
Серафима тут же нашла развлечение, зашуршала бумажками в углу, не спрашивая разрешения, Липенко недовольно посмотрел на нее, но промолчал.
– Вы назвали меня Анатолием… Значит, были с ним знакомы?
И сейчас бы тем более назвал… Архивариус чувствовал, что с младшим Белявским, в точности таким же прямолинейным и не склонным к долгим предисловиям, легче не будет. Только вот воспитанием и терпением подполковника он не отличался. От глаз Липенко не ускользнуло и некоторое сходство девочки с Анатолием, сложив факты, он решил, что все семейство теперь собралось перед ним и требует ответа… Пока на самые обычные вопросы.
– Я потерял его из виду примерно в две тысячи шестнадцатом… Может, и раньше. Мы вместе работали, хоть он был подполковником, но от кш… тогда еще от военных, отделился. Из-за тебя, он не хотел, чтобы сына воспитывали чужие люди, у него не хватало времени…
– Но вы не военный. Как это получилось?
Максим тогда и в самом деле видел отца очень редко, его так не хватало мальчику, оставшемуся без матери. В семь лет он уже хорошо понимал, какая катастрофа произошла, понял это даже раньше, чем отец, детскому разуму проще смириться с неизбежным, взрослые цеплялись за старый мир намного дольше… А Симе их разговор стал вовсе неинтересен:
– А что такое «оборотная ведомость»? – тащила она уже из кипы на полке какую-то длиннющую бумажную простыню. Зачем вот только?
– Кажется, нам и здесь помешают! – Липенко выругался, наступив на длинный подол серого балахона, но потом улыбнулся. – А все-таки такой дресс-код мне больше нравится. Есть в этом что-то… Традиционное. Уж точно лучше, чем белые рубашки гладить и шею галстуком давить на ученом совете, – И обратился к Серафиме, – пойдем, отведу тебя к молодым адептам, они расскажут тебе о Великой Библиотеке, которая недоступным храмом возвышается…
– Это там, где мужик сидит на тумбочке? В него шилоклюв впилился прямой наводкой! Ну, расскажи ему, Макс!
Валерий Сергеевич оглянулся на Максима, тот пожал плечами, Симка еще и не такое могла сказать. Что на уме, то и на языке.
– Стерильно чистый разум, – ни к кому не обращаясь, буркнул Липенко, – то, что нужно.
Максим, оставшись в одиночестве, вытащил из кармана обрывок документа и расправил на коленке. Вряд ли письмо поможет прояснить личность брамина, фамилия-то на нем не написана. Есть какая-то на обороте, но надписи столько же лет, сколько и бумаге. Третье июля. Двадцать лет тому назад. И этот человек, помеченный как «исполнитель», небось в пепел превратился. Две буквы «с». И номер с количеством листов. Листов явно недоставало. В общем, если Липенко так интересует судьба его собрата, придется самому поискать ключ к этой загадке, Максим больше ему не помощник. Информация об отце в обмен на непонятный обрывок. И когда Валерий Сергеевич вернулся, Максим положил бумажку на стол.
– Это было у него в кармане. Больше я ничего не знаю.
Липенко брезгливо взял в руки грязный и потертый на сгибах листок. Застыл отчего-то неподвижно на несколько секунд. Максим не видел, что отразилось на его лице, удивление, испуг или что-то иное, понял одно: брамин нашел какой-то смысл в словах, которые он сам безуспешно пытался понять.
– Открылся ящик… Через столько лет.
Вместо ответа Максим получил еще одну загадку. Ведь произнеся эти слова, Липенко опять молча уставился в листок, перечитывая снова и снова. Поторопить его, что ли? Странные они, брамины, не знаешь, как и прессануть. Пусть живет, да подумает как следует, спешить все равно некуда.
– Если вы… Если у вас времени нет, может, я пойду? Посмотрю, как там Серафима? – не нравились ему эти молодые адепты.
– Конечно… Заходи через час, а я пока…
Липенко не мог отвести глаз от букв и цифр, Максим хоть и не относил себя к тупоголовым «быкам», понимая ценность информации, но находил такое поведение довольно странным. Впрочем, чего еще ждать от брамина? Плюнув на ненормального старика, он направился на поиски Симки, а то эти ученики, если и посвятят во что, так точно не в тайны мироздания. Особенно тот амбал.
Липенко еще раз бережно разгладил на столе обрывок письма и включил лампу. Мальчишка даже не понимает, что именно принес. Как же он похож на Анатолия! Толик Белявский и Володя Сотников… Вспомнился далекий четырнадцатый год, когда они окончательно поняли: на поверхность людям больше не вернуться, во всяком случае, их поколению это не угрожало. Анатолий все больше отдалялся от военных, ему не нравились жесткие методы управления, он хотел налаживать хозяйство станции, люди нуждались не только в распоряжениях, как им следует жить и работать, они хотели есть и пить. И был сын, о котором надо заботиться, уделять ему больше времени. Несмотря на блестящие перспективы, а подполковник Белявский считался не последним человеком в тогдашнем Совете, он бросил все это ради сына и попросился на простую и безопасную канцелярскую работу. Там и образовалась маленькая компания приятелей: он сам, Толик и Володька.
У Белявских Липенко бывал еще до войны, приходил к отцу Анатолия, академику РАН, старик работал до последнего дня, пребывая в здравом уме, консультировал на дому, был простым, ненапыщенным и безотказным. Верил, что двигает вперед науку, и хотел приносить обществу пользу. После его смерти поводов бывать на Знаменке у Липенко не стало, но молодого военного он помнил неплохо. Жена у того была эффектной женщиной. Ради этой квартиры в самом центре она была готова на все, и престарелого академика бы окрутила, если б он обращал внимание на что-то, кроме своих научных работ…
Максим, вдруг появившийся сегодня на Боровицкой, озадачил Липенко своим бандитским видом, но, приглядевшись повнимательней, он обнаружил у мальчишки больше сходства с отцом, чем сначала казалось. Все три поколения Белявских отличались какой-то отстраненностью от жизни, их интересовало нечто такое, что скрывалось от остальных за горизонтом и существовало, может быть, только в их воображении. Но, тем не менее, дед и отец добились больших успехов. Чего можно ждать от сына? Подобный браток с мечтательным взглядом Липенко еще ни разу не встречался.
Мечты самого архивариуса были намного более приземленными, он давно понял, чего ему не хватает. Положение, занимаемое им сейчас, другим казалось даже неплохим, он получил интересную работу, отдельную жилплощадь. Но чем больше над ним было начальников, тем сильнее он ощущал свою подчиненность, хотелось выскочить наверх этаким пузырьком воздуха, даже не затем, чтобы получить власть самому, а избавиться от чужого давления. Слишком многие в клане стояли выше него, вызывая постоянное раздражение Липенко. Ну чем он хуже других? Вовремя не подсуетился и что-то упустил? Нет, он вполне сознательно выбирал для себя область – документация рассказывала ему больше, чем живые люди, у документов не бывает двойного дна, они плоски и одномерны, никогда ничего не скрывают. А если недопонял, значит, надо было внимательнее прислушиваться. Измятый листок на столе просто вопил о своей ценности, но понять это мог бы лишь опытный исследователь. Максим Белявский к таковым явно не принадлежал, мальчишка был слишком занят своей жизнью, чтобы придавать значение чему-то еще.
