– Максим, я разочарую тебя, наверное, но толпа людей, жаждущих знаний, не осаждает врата Полиса. И купцы-вайшьи общаются с внешним миром намного чаще, чем брамины. Да, может быть, где-то есть люди, которые хотели бы прийти к нам… Знания? Ты готов их получить. А другие? Вот представь, что будет, если сейчас во всем метрополитене включить свет.
Пришлось задуматься… Картина рисовалась не очень веселая.
– Лампочки все перебьют. Потому что свет режет глаза и вообще… Непривычно уже людям будет.
Брамин положил сухонькую руку Максиму на плечо, тот почувствовал тепло, подобное ощущение было только от отцовской руки. Слабые пальцы вливали в него какую-то силу, в прикосновении была жалость, ободряющее дружеское присутствие. Небезразличие. Максим уже свыкся с мыслью, что все люди, встречавшиеся по пути, хотят использовать его корыстно, вовлечь в свои дела, как пешку или значимую фигуру – это в итоге и не важно. Он нужен многим. Но только Семен Михайлович и Серафима нуждаются в нем просто так, ни за что. Им нужно, чтобы Максим был. В горле перевернулся какой-то комок, но ведь китайгородский братан не может плакать! И не должен. Раз уж такая сила исходит от старика, то и сам Максим не должен показывать слабости. Если бы ему сейчас сказали, что он совершенно не прав и слезы не сделают его слабее, безмерно удивился бы. Но сказать было некому, брамин думал сейчас совсем о другом и о переживаниях молодого человека не догадывался.
– Вряд ли ты знаешь эту сказку, Максим… Хотя, я не знаю, что ты читал в детстве. Может быть, тебе попадалась притча под названием «Звезда»?
– Не помню, – от застрявших в горле слез голос звучал глуховато и безразлично. Но старика хотелось слушать, он обязательно найдет нужные слова. На то он и брамин… Самый лучший, как ему казалось.
– В этой сказке люди жили во тьме и мраке. Примерно как и мы сейчас. Они никогда не видели яркого света, только бледный отблеск далеких звезд доходил до них, они с трудом различали лица друг друга за несколько шагов… Мудрые старцы говорили им: звезды приближаются, пусть и очень медленно, понемногу за столетие. Но когда-нибудь в мире станет светло. И вот однажды нашелся юноша, который не захотел ждать. Он решил достать с неба звезду. Его отговаривали, предупреждали, что опасен путь на небо! Но он ушел, и с ним ушли многие молодые и ищущие, которые тоже хотели увидеть свет… Прошло время, и вдруг вдалеке показалась маленькая светящаяся точка. Она приближалась! И люди увидели, что это юноша несет звезду, радовались ее свету. Прошло несколько дней, и они начали замечать, что их кожа бледная, под ногами грязь, стены в жилищах покрыты слизняками… И люди сказали: что ты наделал? Как жить теперь? Как целовать возлюбленных, лица которых отливают зеленью и некрасивы? Как жить в домах, которые прогнили насквозь и грязны? Мудрец сказал юноше: ты принес свет слишком рано. Мы не готовы и поняли, что предстоит очень много работы. Звезды приближаются постепенно, будет время все сделать, чтобы мир стал красив и им можно было бы любоваться. А теперь никто не возносит молитв свету, в людях осталась только злоба. Звезда им не нужна, надо разбить ее, и малого осколка будет достаточно… Юноша ответил: не бойтесь, сияние звезды не вечно. Она светит только в живой руке, постепенно сжигая жизнь того, кто ее держит. И ее нельзя передать другому. Звезды нужно добыть заново. Но если многие соберутся в трудный путь и принесут их, тогда станет светло. Люди смогут преобразить мир. И когда звезды придут к ним сами, мир будет достоин их света. Тут звезда забрала последние силы юноши, он упал в грязь, звезда погасла. И после этого люди, поклоняясь бесконечно далекому небу, со страхом думали: а вдруг найдется еще безумец, который пойдет по однажды проложенному пути? Они в страхе оглядывались, и им мерещилось вдали сияние звездного света.
Крушинин замолчал, взгляд его был рассеян, он еще обдумывал сказанное, а Максим гадал, кем сейчас больше ощущает себя учитель: фанатичным юношей или осторожным старцем. Сказка тронула до глубины души своей мудростью, своим сходством с жизнью подземки. Теперь и сам пустился в размышления: почему легенды иногда бывают так правдивы, то ли все это уже однажды происходило с людьми, то ли рассказчики оказывались провидцами. Каждый думал о своем. Задавать вопросы о знании уже совершенно расхотелось. Брамин это понял.
– Ну вот, даже без книги я смог тебя чем-то занять! Знание хранится не на бумажных страницах, а в памяти людей, письменное слово существовало не всегда. А такие легенды пересказывались стариками молодым, чтобы те передали их своим детям.
Вот насчет памяти это точно, и жаль, что ее нельзя стереть и написать заново. И молодой мог бы многое поведать старику, только тот не очень-то интересовался пока. Не за тем приходил.
– Пора мне… – учитель встал и направился к выходу. – Обязательно к врачу загляни, так ведь и надорваться недолго.
Максим обалдело смотрел ему вслед. Как он догадался про герму?! Это же секрет караульных с поста, да и какое отношение имеет к брамину, не положено тому соваться в дела безопасности станции. Хотя уже пора перестать удивляться всезнайству старика, похожего на этакого сенсея из кино, только без хитрого азиатского прищура и посоха, которым любому приличному сенсею положено размахивать, как боевой катаной. Черт, действительно многое помнит! В ученики не возьмут, да он и не просился. А вот последний совет «сенсея» был правильным: стоило поставить ноги на пол и попытаться встать, как колени отозвались таким болезненным протестом, что и по нужде не отойдешь. Максим сделал пару шагов, вроде, не упал, и потопал дальше, прихрамывая и покачиваясь, сам, как древний старик.
Медик Александровского сада долго прощупывал коленные суставы в поисках признаков воспаления. Но что-то все-таки обнаружил, поэтому выписал пропуск в госпиталь Боровицкой. С трудом двигая ногами, каждая мышца и жилка которых болели от перегрузки, Максим поплелся вдоль стены перехода, с замиранием сердца думая о лестницах. Но преодолел и это препятствие. Другой врач оказался более опытным.
– Дрезину толкал, что ли?
– Типа того.
– Это ты брось, такой дурью заниматься. Хорошо еще, что здоровый, как лошадь. Был бы слабее, разрыв связок, знаешь ли, не самая лучшая болезнь.
– А что, есть и хорошие болезни? – кажется, доктор уже сталкивался с подобными пациентами и ругаться на него не будет.
– Есть – склероз: ничего не болит, и каждый день новости! Ты, Белявский, еще легко отделался. Но если еще раз так будешь спину на прочность испытывать – ко мне не приходи. И, слышь… На пост теплее одевайся. И респиратор там не помешал бы.
– А сейчас что мне делать?
– Да ничего. Само через пару дней пройдет… Еще крепче будешь!
Как ни хотелось Максиму поскорее вернуться в палатку и завалиться на шконку, давая отдых ногам, но все же он попросил разрешения проведать майора Ильина. Сталкер спал, сон был беспокойным, сосед по палате рассказал, что пока единственным словом, которое произносил майор, было «Василий». Максим ничего не сказал, только вспомнил бандерлогов, крушившие металл и человеческое тело штыри арматуры, серую тень, которая продиралась через кусты, унося добычу. Может, он и сам во сне вздрагивал после этого похода на поверхность, но некому было об этом сказать. Вернувшись на Александровский сад, Максим рухнул на матрас, чтобы не вставать еще несколько часов. Ему снились Знаменка, сталкеры, майор. И черная дыра, пустое место в пространстве на месте его дома. Только кремлевские звезды горели красным мерцающим светом, а юноша со странно знакомым лицом протягивал к ним руку…
