Я падаю рядом с Марфой, сворачиваюсь клубочком и закрываю глаза.
Все будет хорошо, Шейра. Страшное видение исчезнет. Ты вернешься на пятнадцать лет назад, чтобы прожить жизнь заново.
На этот раз без ошибок.
* * *
Боль в спине вытягивает меня из мрачной темноты. Я лежу на жесткой кровати в незнакомой комнате. По полу робко скользят лучи. На зеленом диване у поцарапанного пианино спит Альба.
Здесь когда-то лилась музыка. Я слышу ее отголоски с примесью горечи и боли.
Нет, это был не кошмар. За окном стелется поле. Я встаю и на цыпочках выхожу в коридор.
Дверь в комнату Марфы закрыта. Мне страшно вновь смотреть в пустые зеркала. Я сбегаю от них на улицу.
Солнце выглядывает из-за горизонта. Еще рано. Наверное, нет и пяти. Я проспала чуть больше часа.
Матвей гуляет неподалеку от дома. Я стараюсь двигаться тихо, но он меня замечает.
– Проснулась? Быстро.
– Ты не виноват. – Глупо, Шейра. Как же глупо. – Она была обречена.
– И все же я надеялся.
– Где Ольви?
– С ней. В шесть приедут люди из первого блока, так что не трогай его сейчас.
– Хорошо… – я моргаю, мучительно подбирая слова. – Ты сделал все, что мог.
– Утешать меня пришла? – горько усмехается Матвей. – А я думал, что раздражаю тебя.
– Нет, конечно нет! Просто… Мне сложно общаться с человеком, ничего о нем не зная. Мы не договорили тогда…
– Ошибаешься.
– Ты что-то скрываешь.
Я прикасаюсь к его биомаске и поддеваю край ногтем, но Матвей останавливает меня.
– Пожалуйста, – умоляю я. – Позволь мне разобраться, кто ты. Я рассказала тебе, что со мной случилось. Взамен мне нужна твоя история.
– Я не просил.
– Осуждаешь?
– За что?
Я ищу в себе крохи смелости, но в висках стучит лишь бойкое «трусиха, трусиха, трусиха».
– Ты ни разу не спросил меня о том случ…
– Мне неинтересно.
– Врешь.
– Не твое дело. А Ник – не мое дело.
– Что?
Я долго-долго моргаю, боюсь, что картинка исчезнет. Рассыплется, так и не собравшись до конца.
– Я не говорила его имя.
– Говорила.
– Нет!
Меня снова прочитали. Если бы я только могла, вырвала бы все страницы из этой проклятой книги и отдала бы их на съедение огню. А потом рассеяла бы пепел над полем. Пусть читают колосья. Им я доверяю.
– Кто ты, Матвей? – Я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься. – Твоя ложь лезет изо всех дыр. А я не буду работать с ненадежным человеком.
– Положись на меня.
– Почему? Мы ведь почти не знакомы!
– Знакомы. Давно, – медленно, разделяя каждое слово, произносит Матвей.
– Сколько?
– Тебе не понравится правда.
– Мне мало что нравится.
Я сжимаю шарик на шее. Изобретатель молчит, но я чувствую, как тяжело ему дается тишина.
– Мы ведь команда?
Он тянется к кулону.
– Ты не представляешь, насколько мы команда.
– Тогда в чем проблема?
Я бы закричала во все горло, но голос иссякает вместе со мной.
– Почему ты его носишь? Зачем ты убиваешь себя? Я же вижу, что тебе паршиво не из-за кармы. – Он скользит ладонью по моей щеке, а затем, помедлив, отстраняется.
– О чем ты? – Я не моргаю. Не дрожу, не плачу. Не дышу. И, кажется, сердце замерло вместе со мной.
Что-то в его тоне мне не нравится. Что-то страшное. Что-то, плавящее кокон звуков и выбирающееся на свободу.
– Ты понимаешь, о чем я, – шепчет он, впиваясь пальцами в мои плечи.
– Нет, – отчаянно мотаю головой я. – Нет. Я не говорила тебе, откуда у меня кулон. Не говорила имя. – Я давлюсь слезами, но барьер уже сломан. – Твоя легенда рушится. Кто ты? Кто?
– Ты знаешь ответ.
Нет. Мне страшно знать. Страшно ошибаться.
– Кто ты? – повторяю я, проклиная себя за любопытство. Бойся молча, Шейра. Это главный закон выживания. – Кто ты?
– Я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью, – говорит он делано веселым голосом.
Я не ощущаю ни рук, ни ног – лишь мотылька в горле. Он все еще трепыхается. Сколько ему осталось?
Жива ли во мне часть, жалевшая о произошедшем?
В тот день умер не Ник – я. И пусть я нечаянно вонзила ножницы в шею лучшего друга, никто не воскресит маленькую девочку Шейру. Не. Воскресит.
Меня слишком давно не существует.
Глава 10
Матвей снимает маску. Ничто: ни грустные глаза, ни веснушки, ни нос, слишком большой для худого овального лица, – не напоминает мне о пятилетнем мальчишке, моем друге Нике.
– Шрам. Где твой шрам? – Я тянусь к его шее. – Где?
– Заживляющая мазь, не забывай.
– Я тебя не узнаю. Ты обманываешь.
Я пячусь, но Матвей хватает меня за кисть.
– Ты тоже изменилась.
– С чего бы? – Я вырываюсь. – Тебе не снятся кошмары, Матвей? Или Ник? Как тебя называть, скажи мне? О, придумала! Лжец!
– Успокойся…
Я подношу палец к губам. Ник умолкает. Вязкая злость бурлит во мне, пенится, ищет выход.
Все могло бы обойтись. Я бы не боялась засыпать и, возможно, мы с Альбой не отравляли бы друг другу жизнь. Если б только Ник вернулся раньше.
– Шейра, не надо…
– Где ты был? – выплевываю я пропитанные слезами слова. – Где ты был, черт возьми? Я ненавидела себя! Во мне не осталось ничего живого! Твое появление этого не исправит!
– Прости. – Ник кидает маску в колосья и обнимает меня.
Я отбиваюсь, кричу, но сил слишком мало, чтобы победить его. Да и себя – тоже.
– Простить?! Как ты не понимаешь! Господи, почему ты молчал… – с каждым ударом я слабею. – Той маленькой девочки давно нет, Ник.
Как же тяжело называть тебя по имени. Как же тяжело осознавать, что я определила твою судьбу. Нечаянно.
– Того маленького мальчика тоже.
– А где он? – Я вдыхаю свежий запах его одеколона.
– Умер вместе с Шейрой.
– Как жаль.
Ник касается ладонью моей щеки и, как бы я ни противилась, смотрит на меня.
– Мы были детьми, я тебя не виню.
