Две недели я пролежал в коме. Не знаю, что со мной делали, как лечили, да это и не важно. После того как травма сошла на нет, меня отвезли в третий блок. Мой организм, и без того обезвоженный планемией, приближался к черному порогу. Никакие восполнения кармы не помогали. Я медленно обнулялся.
Таких, как я, прячут в специальном отделении. Мы опасны для общества, ведь любой стресс может стать последней каплей. К тому же самые маленькие сущности ненасытны, сколько бы кармы ни «съедали». Их учат. Долго, упорно учат тому, чему не научились даже некоторые взрослые. А родителям… Родителям пишут письма, что их дети на лечении.
Я балансировал на грани девять лет.
За это время многое изменилось. Во мне проснулось желание программировать. Увлеченный кодом, я забыл о болезни и почувствовал себя лучше.
Но чутье иногда обманывает. Когда ждешь чего-то страшного, а дни проходят один за другим, начинаешь верить, что так будет вечно. Что ничего не случится. Что если ты пережил эти двадцать четыре часа, то обязательно переживешь следующие. А ведь такие мысли следует гнать. Нещадно. Без раздумий. Потому что это – проделки болезни. Она усыпляет бдительность, чтобы потом, когда ты сложил оружие, прикончить тебя.
Был обычный день. Я проснулся рано утром и услышал, как пищит индикатор. Тело покрылось гематомами. Я обнулился. Меня перевели в отделение сущностей.
Звонить родителям, Альбе, тебе было выше моих сил. Мне исполнилось четырнадцать. Я имел полное право набрать выученный наизусть номер. Но как бы вы повели себя? Да и кому сдался человек, потерявшийся под толщей лет? У всех была своя жизнь, и я прекрасно это понимал. К тому же в отделении сущностей жилось не так уж и плохо. У меня был друг.
Марк разделял мое увлечение программированием. Мы могли целыми днями изучать базы данных.
– Если бы мне подарили свободу, я бы отказался. Честно! – клялся он.
Я был погружен в хитросплетения вайлов и форов
[11]. Для меня не существовало ничего, кроме кода. А Марк любил в нашем маленьком мирке под названием «отделение сущностей» абсолютно все – от накрахмаленных простыней до молоденьких Утешительниц.
Я предложил взломать одну из закрытых баз данных. Ничего сложного, но последствия могли быть серьезными. Мне хотелось развлечься, и он поддержал мою идею.
Мы выискивали лазейки в коде, но тот был отшлифован до идеала.
Прошло дня четыре, прежде чем нашелся узелок, который не заметили программисты третьего блока. Мы потянули за него. Все вышло… банально. Я даже слегка разочаровался. Зато Марк был в восторге.
К сожалению, наш триумф продлился недолго: увлеченные победой, мы забыли сменить айпишник, и на следующий день меня (взламывали мы с моего планшета) вызвали на беседу к Семерке. Я не оправдывался и понимал, что ничего хорошего ждать не следует.
Но меня спас Оскар. Тогда он работал в нашем отделении и предложил неплохую сделку.
– Я уволился. – Он был так же невозмутим, как и сейчас. – И мне нужен смышленый программист. Напарник.
Я согласился.
Оскар поведал мне много чего о специфике индикаторов. К примеру, что карма – это код, заставляющий наш организм подчиняться компьютерам.
– Впервые я рад сотрудничать с преступником, – увлеченно бормотал Оскар. – Я улажу формальности с документами. Ты станешь другим человеком с новыми базой данных и индикатором.
Мы пили чай в его кабинете. Он то и дело прислушивался к шуму в коридоре.
– Сущностей не пускают в город, – повторял я слова тех, кто все детство учил меня трем правилам обнулившихся: быть Человеком, быть Силой и… быть Тенью. Отражением. Право жить дано лишь людям по ту сторону.
– Если соблюдать строжайшую диету, тебя не отличат от здоровых. Пройдешь краткий курс хирургии. Будешь раз в неделю менять индикатор…
Я спросил у него только об одном.
– Зачем? Почему вы уволились?
Он долго молчал, а затем тихо произнес:
– Меня здесь никто не держит.
До Семерки я так и не дошел. Оскар им что-то наплел, а на следующий день в третьем блоке умер больной номер тысяча восемьдесят один. Ник Рейман. Вместо него появился никому не известный парнишка Матвей. Не сущность.
Хоть Оскар и запретил рассказывать об этом Марку, я не смог оставить друга без объяснений. Ранним утром, пока он спал, я спрятал в его шкафу записку, что со мной все в порядке, и ушел.
С тех пор мы с Оскаром живем в заброшенном офисе. Продаем проги и экспериментируем с кармой. Мы сделали нечто похожее на индикатор и базу данных обычного человека. Все аналогично. Разница в одном: мы использовали собственный сервер.
Я согласился на роль подопытной мышки, и Оскар вшил мне в левое запястье маленький чип. Ночи напролет мы исследовали принципы работы «нашей кармы». Спустя несколько неудачных попыток у нас получилось. Мы создали алгоритм излечения. Сначала удаляется код, привязанный к человеку, а потом – чип. Все просто.
Это натолкнуло меня на мысль о программировании души. Собрав тонкий планшет, я попытался через него «превратить» себя в код. Оскар не одобрял мои занятия, но помогал, когда я просил совета.
У Ларса я прояснил некоторые моменты – о небеса, неужели кто-то еще пишет души?! – И теперь жду не дождусь, когда снова сяду за код.
Было в моей жизни и кое-что другое. Эти шесть лет, свободные шесть лет я думал о вас. О родителях, об Альбе… о тебе. Марк оказался неправ. Жизнь в городе лучше. В тысячу раз. Даже я, повернутый прогер, это заметил.
Мне исполнилось семнадцать. Было начало лета, и мы с тобой случайно столкнулись на улице. Лицом к лицу. Нет, правильнее – маска к маске. Но я узнал тебя. Как-то… вспомнил. По каштановым волосам и неразборчивому «простите». По неуверенным, но быстрым шагам. Ты бежала. И до сих пор не можешь остановиться.
Я проследил за тобой. Вычислил, где ты живешь, потом нашел Альбу. Мне было интересно за вами наблюдать… Ник Рейман для вас умер, но меня привлекала жизнь, частичкой которой я мог бы быть. Утром ты ездила в магазин за печеньем, иногда навещала родителей, днем снимала пранки с вечно веселым толстячком. Смотреть на вас было забавно. Я выучил твое расписание наизусть. Издалека ты казалась счастливой… Как жаль, что я не разглядел тебя вблизи.
Я уговорил Оскара взять на квест вас с Альбой, хоть и понимал, что вы не очень ладите. Мне хотелось изучить вас, ваши жизни. И только в день испытания я осознал, как ошибся. Вы заперлись в окровавленной комнате и никак из нее не выберетесь.
Прости меня, Шейра.
И прости себя.
* * *
Мне нечего ответить Нику. Слова исчезли, а я осталась одна, наедине комком под ребрами. Его трепещущее волнение заставляет кожу покрываться мурашками.
