– Что? – ужасаюсь я.
Они будут следить за каждым моим шагом. Будут проверять мою базу данных с утра до вечера.
– Вы не можете так поступить!
– Кто там у нас дальше? Ольви Тэрри? Позовите Ольви! – командует Такер.
Я перевожу взгляд на Рене. В ее глазах плещется сочувствие. Она стара, но у нее до сих пор не выработался иммунитет против нас, тех, кого не спасти.
– Идите в палату, Шейра, – устало говорит она. – Мы пообщаемся с вашими друзьями.
Я поднимаюсь. Не показывать страх и верить в легенду…
Не показывать…
Верить…
Приглушенный писк приборов из палат, чьи-то шаги – все отдаляется. Я расправляю плечи. Докажи, что они ошибаются, Шейра, давай… Не подавай виду, что пару секунд назад они уничтожили твою последнюю надежду.
Я медленно выхожу в коридор.
Спокойно. Я что-нибудь придумаю. Все будет хорошо. Элла вылечится.
– Шейра? – пробивается сквозь туман мыслей знакомый голос.
Слишком знакомый, чтобы не показывать страх и верить в легенду. Передо мной стоит мама.
Глава 16
Я смотрю на вьющиеся волосы и плотно сжатые губы. Мама. Ей не идет белый костюм. Не идет морщинка между бровями.
– Что происходит? – говорю я устало.
– Пойдем-ка отсюда. – Она увлекает меня в маленькую комнатку, заваленную коробками, и, закрывшись, облегченно вздыхает.
– Ты Утешительница? – спрашиваю я, до боли сжимая пальцами виски.
– О, дорогая! Нет, конечно нет!
Она обнимает меня. Что-то говорит, а я вновь превращаюсь в фотокамеру и вспышками запечатлеваю ее сожаление. О, если б я распечатала все снимки, наверное, по фрагментам воссоздала бы ад.
Я прокручиваю в голове песенку Альбы. Только бы не думать, что делает здесь мама. И кто ее подопытные.
Мне вспоминается Марк, поломанный человек, которому не хватило утешительской надежды. Он оказался в конце очереди. И мне больно осознавать, что к этому причастны мои родители.
– Подожди. – Я упираюсь ладонями в плечи мамы и отталкиваю ее. – Вы должны быть в лаборатории!
– Так и есть! – энергично кивает она. – На двадцатом этаже, рядом с учебным отделением.
– Почему ты…
– Дорогая, тебе лучше не знать о таких местах.
– И, конечно, мне лучше не знать, что забыли в таких местах мои родители. Правильно? Это ты хотела сказать?
Лицо мамы напряжено, она вот-вот расплачется. Мои слова почти добили ее. Я злюсь на себя за слезы мамы и на нее – за дурацкие тайны.
– Мы не тестируем обновления кармы, Шейра, – отвечает она. – Не заставляем участвовать в экспериментах.
– В чем заключается ваша работа? – щурюсь я.
– Это тайна. Пока что тайна.
Я сползаю на пол. Мы квиты, мама. И как бы ты ни умоляла, мои секреты тоже останутся при мне.
– Шейра… – Она падает на колени и гладит меня по щеке. – Почему ты здесь, дорогая? Мы с папой столько раз тебе звонили!
– Кое-что случилось…
Я всего лишь не уследила за сестрой. Ее всего лишь обнулили сущности, и она поседела. Ты ведь простишь? Простишь дочь, ненавидящую себя дважды? Я мечтаю, чтобы ты, как раньше, ругала меня за невымытые чашки.
– Элла. Она…
– Молчи! Молчи, дорогая, – шикает мама. – Я не переживу этого снова.
– Снова?
– Да… – Она прислоняется затылком к пирамиде из коробок. – Мы с Карлом догадывались, что с Эллой творится неладное. На звонки она не отвечала, а ты постоянно оправдывалась. Мы запросили списки обнулившихся и больных планемией. Было… Было сложно, Шейра. Она не хочет ни с кем встречаться.
– Я в курсе.
– Рене… – всхлипывает мама, – моя подруга. Она рассказала мне все.
– Я пришла к Элле.
– Как это случилось? – Ее трясущиеся губы умоляют меня промолчать.
– Как у всех.
– И что теперь?
У тебя появятся две седых дочери, мама. Некого будет ругать за невымытые чашки.
Мы считаем быстрые шаги за дверью и раз за разом переживаем тот день, когда я возненавидела себя дважды. Вспышками. Создаем свой воображаемый альбом и подписываем каждое фото.
– Ты на учете, Шейра? – подает голос мама.
– Давай не будем, хорошо? – как можно спокойнее улыбаюсь я.
– Не хорошо.
– Передавай папе привет. А мне… Мне пора. – Не прощаясь, я выныриваю из полумрака комнаты.
Кладовая расположена чуть поодаль от кабинета Рене, и сидящий на подоконнике Ольви не замечает меня. Ник появляется одновременно со мной. Его допросили.
– Н… ну что? – спрашиваю я, присоединяясь к ребятам.
– Где ты была? – недоумевает Ник. – Пойдемте в столовую, там все обсудим.
Мы устраиваемся за столиком в углу, подальше от галдящих больных и Утешителей. Зал наполнен сладким запахом выпечки. Странно. В блоках нечасто балуют сладостями. Желудок недовольно урчит, возмущенный моим наплевательским отношением к питанию.
– Так что? Где пропадала? – повторяет вопрос Ник.
– Встретила кое-кого. Да это неважно… – …просто мои родители всю жизнь скрывали от меня правду. – Что у вас?
– Учет, – морщится Ольви. – А у тебя, Матвей?
– Тоже. Я попытаюсь разобраться с этим до завтра. Взломаю базу… – Он чертыхается и откидывает вилку. – Если бы ты держал свои гениальные идеи при себе, мы бы здесь не застряли.
– Если бы я держал свои гениальные идеи при себе, Альба бы обнулилась, – вспыхивает Ольви. – Ты не Утешитель.
– А ты не Оскар, чтобы читать мне нотации.
– Ребят… – вмешиваюсь я, с трудом проглатывая кусочек бисквита.
– Кем ты себя возомнил? Ты не имеешь права решать за всех!
– Я живу в этом мире! – вскрикивает Ник, но тут же осекается. – А что известно о сущностях тебе, Ольви?
Я вскакиваю.
– Хватит! Вместо того чтобы обсуждать план, вы занимаетесь ерундой!
Прости, желудок, но ужин откладывается еще на пару часов.
Не знаю, сколько времени я убиваю, бесцельно блуждая по пустому и безликому холлу. Утешители потрошат третий блок, а он – тех, кто не защищается. Нас сотни. И все до одного – бескрылые тушки птиц.
– Шейра! – окликает меня Ник и, прижав к стене, запускает пальцы в мои волосы. – Я обещаю, мы выберемся.
– Не надо. Не занимайся самообманом.
Я умоляю себя оттолкнуть его, но мышцы не слушаются.
