Я топтался на крыльце пятнадцатиэтажного здания, то и дело прокручивая в голове заготовленную речь. Расписание новой знакомой я откопал в Сети и примчался к ее корпусу после четвертой пары.
Линда долго не появлялась, а когда выпорхнула, я восхитился ей заново. Ночью я вспоминал ее, но… при встрече понял, что она в тысячу раз живее. Черные кудри, ямочки на щеках, родинка под губой – она была ярче, чем в моих снах.
– Привет. – Линда торопливо застегнула пальто. – Ты откуда?
– С занятий, – пробормотал я. – А ты?
– И я.
– Может…
Но она уже ринулась в толпу студентов.
– Ты чего там застрял?
Я бросился следом. Миновав учебные корпуса, мы нырнули в сквер.
– Куда-то спешишь? – уточнил я, все еще надеясь воплотить в жизнь заготовленный сценарий.
– На выставку ретроавтомобилей и хот-родов.
– Хот чего?
– Хот-родов. Машин с мощными двигателями, – увлеченно начала Линда. – Это тебе не кабины на самоуправлении – хот-роды в миллион раз круче. Если бы они были людьми, то обязательно мужчинами. Смелыми, слегка грубоватыми, высокими и… с бородкой. Да, без бородки никак. – Она мазнула по мне взглядом, будто только заметила. – Хочешь со мной?
– Конечно, – тут же среагировал я.
Мы покинули сквер и пересекли улицу.
– Нам во двор музея.
Между небоскребов виднелось двухэтажное здание. Оно напоминало торт, украшенный белковым кремом: у центральной лестницы белели колонны, соединенные балюстрадами, в углы вгрызались зубы-русты
[15], на балконах кучерявились цветы. Я бывал здесь редко и обычно рассматривал эту красоту из кабины.
– А билеты?
– Себе я купила неделю назад, – отмахнулась Линда.
– Где? Мне же тоже нужен, – нахмурился я.
– Не нужен. Подруга вчера последний забрала… Да успокойся! – расхохоталась она, когда я замедлил шаг. – Я отвлеку охранника, и ты пробежишь.
– Нет, – отрезал я.
– Тебе не скучно быть таким занудой?
– Нет.
– Соглашайся! Повеселимся!
– Нет.
Увлеченные спором, мы обогнули музей и влились в толпу зевак. Со всех сторон на нас посыпались тычки, в мою новую кроссовку впилась чья-то шпилька. Люди, как пузырьки в нагревающейся воде, жались друг к другу и готовились вскипеть. Минут через десять мы с трудом пробрались к выставке – живые и даже без увечий.
Двор огромной белой тарелкой врезался в территорию небоскребов. Его окружали высокие шпили, соединенные сеткой, точно ножи и вилки, запутавшиеся в спагетти. На «блюде» кусками мяса выстроились странные угловатые машины. Если бы я фотографировал эту выставку, то назвал бы снимки «Обед для великана».
В животе заурчало, и я, отогнав мысли о еде, увлек Линду ко входу.
– Подожду тебя в сквере, – сообщил я и вернулся к своему сценарию: – Может, потом в кафе?
– Только если ты согласишься пролезть без билета, – подмигнула Линда.
– Что за детский сад?
– Решайся.
Она обогнала меня и, когда я выбрался из месива тел, упала на высокого мускулистого охранника. Почти случайно. Схватилась за сердце, издала фирменный смешок и принялась что-то щебетать ему на ухо.
Ругая себя за мягкость, я проскользнул мимо. Линда заметила меня и, потрепав громилу по макушке, протиснулась на «блюдо».
Зря я согласился. Но перед ней сила воли и твердость становились двумя алкоголиками, хлещущими спирт в подворотнях моего сознания.
Машины и правда были другими. В старых фильмах на таких разъезжали сумасшедшие гонщики да мафия. Я присвистнул.
– Круто. Как тебя сюда занесло?
– Объявления на каждом столбе висели, – пояснила Линда. – Это выставка Такера. Не слыхал? Член Семерки, уважаемый человек. Коллекционирует машины.
Мы лавировали между группками людей, изучали молочного цвета колеса и оголенные двигатели, формы и изгибы. Несмотря на то, что «экспонатам» перевалило за сотню, выглядели они великолепно.
– Почему тебе так нравятся автомобили? – поинтересовался я, когда мы застыли возле угловатой машины, застенчиво наблюдающей за гостями огромными фарами.
– Они искренние, – выпалила Линда. – Господи, я знаю их поименно!
– Ла-а-а-дно, – протянул я и тыкнул в «скромнягу». – Как называется?
– Dodge DC8. Родился в 1930-м. Полтора века скоротал и все равно как новенький. Мой любимый, кстати.
– А этот? – Я махнул на соседний хот-род.
– Сделан из Ford Model B, 1932-го. Следующий – из Ford Model A, старше брата на пять лет. А вон, видишь, через две от них? Это Chevy Sedan 1934-го.
– Ты… у тебя в мозг вшит компьютер? – опешил я, даже не представляя, что вскоре моя жалкая шутка покроется инеем правды.
– Почти, – ответила она и задумчиво уставилась на забор.
– Чего ты?
– Я ощущаю свое будущее, – выдала Линда. – А компьютеры? Они ощущают?
– Без понятия, – растерялся я.
Она знала, что с ней случится. И знала из-за кого. А я ее не слушал.
– Мой муж смастерит хот-род и научит меня водить. Будем гонять с утра до ночи. Как же повезет нашим детям с таким крутым папашей!
– Папашей? У тебя есть парень? – насторожился я.
– Нет, но… это правда, – с жаром заявила Линда. – Он смастерит хот-род.
* * *
В детстве накануне дня рождения я частенько находил приготовленный родителями подарок: то поезд под кроватью, то новые ботинки, то планшет на полке с шапками. Я молчал до даты «Х», чтобы не расстраивать маму и папу. И они молчали, думали, будет сюрприз. Эта тайна объединяла нас, но до праздника говорить о ней запрещалось.
Наши отношения с Линдой повторяли историю моего детства. Мы чувствовали – без сомнения, абсолютно точно, – что нравимся друг другу, но дата «Х» еще не настала.
Я боялся. В Линде бушевал торнадо, и он вполне мог разрушить все, что нас связывало.
Осень плавно перетекала в зиму. Мы встречали ее вместе, но пока друзьями.
Морозным вечером, в кафе, я вещал Линде об экспериментах.
– Если верить расчетам, излучение развивает телепатию.
– Круто!
– Издеваешься? – фыркнул я, добавив в чашку кубик сахара.
– Как тебе моя кандидатура на роль подопытной мышки? Хочу, хочу читать мысли!
Конечно, меня не оправдает то, что я отказывался три часа подряд. Не оправдает и то, что исследования не продвигались без опытов. Я согласился.
