Оливер что-то шипел сквозь стиснутые челюсти, но Рихард его не слышал. Он во все глаза смотрел на карету. Спор двух охранников закончился, несколько серебряных грошей перешли из рук в руки, и стража принялась разгонять тех, кто пытался войти в город. Люди ругались, упирались, спорили. Кто-то нарочно без толку колотил своего конягу, мешая животному сдвинуть с места подводу и, таким образом, загораживая карете путь.
Повинуясь какому-то внезапному наитию, Рихард сделал шаг вперед, выходя из-за угла. Оливера он тащил за собой, и тот упирался, как нашкодивший щенок:
– Нас заметят! Нас заметят!
Заметили. На окошке кареты шевельнулась шторка. Мелькнула белая, ярко выделяющаяся на темном фоне кареты, рука. В тонких длинных пальцах было что-то зажато. Несколько секунд рука беззаботно болталась в воздухе, словно ее владелице было все равно. Потом она дернулась. Негромкий властный голос, принадлежавший, судя по тону, пожилой женщине, что-то спросил у сопровождавшего карету всадника.
– Трогай!
Возница привстал на козлах, щелкнул кнутом. Карета дернулась, трогаясь с места, поскольку путь, наконец, расчистили.
Пальцы разжались. Небольшой белый комок, до того зажатый ими, выпал на мостовую. Тут же из кареты послышался слабый женский вскрик – прозвучало что-то вроде «Остановите!» – но карета не замедлила хода, покатилась вперед, дальше, под арку ворот и в осенние сумерки. До наступления темноты крепкие кони могли отнести ее на несколько верст от городских предместий.
Оливер уперся, пытаясь вырвать руку из пальцев Рихарда:
– Куда? Бешеный!
– Смотри! – тот чуть ли не волоком потащил приятеля за собой. – Это она! Это от нее знак!
– Знал я, что все влюбленные идиоты, но чтобы настолько… – проворчал Оливер. – Рихард, я тебя не узнаю! Неужели ты влюбился? Ты? С твоим характером?
– Дурак! – беззлобно ругнулся тот, мгновенно подхватывая с земли клочок, оказавшийся кружевным платком, два уголка которого были увязаны в узелки. На двух других были вышиты инициалы – «МфХ» и «РВ».
– А ну, стоять! – раздался окрик одного из стражников. – Ты чего это тут…
– Мы уже уходим, – Рихард проворно нырнул в тот самый тесный грязный переулочек, и на сей раз приятель последовал за ним добровольно.
За ними никто не погнался – у стражи и без того было много дел. Откуда-то издалека раздался набатный звон – первый сигнал к тушению огней – а это значило, что скоро Восточные ворота будут закрыты, и оставшимся снаружи придется ночевать под открытым небом. Удовольствие малоприятное, тем более что начинал накрапывать мелкий дождик. Люди заторопились, стражники – тоже, и на двух студентов никто не обратил внимания.
Добежав до поворота, Рихард свернул на улочку пошире, отыскал фонарь, горевший над какой-то дверью, и только там развернул платок, дрожащими руками развязывая узелок. Он сам не ожидал, что будет так волноваться.
«Любимый! – с трудом разобрал он знакомый почерк. – Меня увозят от тебя, но сердце остается с тобой! Знай, разлука наша тяжела, но она не вечна. Придет час, и мы снова будем вместе. Я готова к любым испытаниям, но мне нужно знать, что ты любишь меня и хранишь мне верность. Я постараюсь дать тебе знать, где нахожусь. Жди меня. Любящая и страдающая в разлуке, Магдалена фон Хайнц.
Приписка: сохрани мой подарок. Пусть он вечно напоминает обо мне».
Во второй уголок был завязан перстень с алмазом. Рихард взвесил его на ладони.
– Дорогой подарочек, – Оливер окинул камень взглядом ювелира. – Как думаешь, сколько он стоит?
– Не твое дело, – Рихард сжал перстень в кулаке. – Это подарок. Подарки не продаются!
– Но, если у нас не хватит денег…
– Вот когда, – поправил парень, – денег действительно будет не хватать, тогда и подумаем! А пока – даже думать не смей!
С этими словами он так тщательно завернул в платок и записку, и перстень, что Оливер все понял и приуныл. Покутить за счет стоимости подарка графини не удавалось, хотя прежде парни только успевали сбывать ювелирам колечки, сережки, подвески и простые цепочки. А заглянув приятелю в глаза, он сообразил, что друг как-то странно переменился. Он словно повзрослел и выглядел старше своих двадцати двух лет. Сейчас ему можно было дать лет тридцать. Вот странно, как может повлиять на человека такая, казалось бы, мелочь, как расставание с любовницей!
«Наверное, если бы у меня была постоянная девушка, и мы с нею расстались бы так внезапно и так надолго, я бы тоже…хм…переживал», – подумал Оливер. Но из-за маленького роста, торчащих ушей и вечно неопрятного вида он не мог похвастаться повышенным вниманием со стороны женского пола. А, поскольку денег не всегда хватало, то и с девицами легкого поведения он не общался. Отбросив бесполезные сожаления, он потянул друга домой.
Привратник уже успел запереть ворота и караулил опоздавших возле калитки, поигрывая дубинкой – на тот случай, если студент вздумает спорить. Первокурсники послушно платили ему дань, но только до тех пор, пока старшие товарищи не посвящали их в страшную тайну забора – один из прутьев решетки в дальнем углу не был закреплен и просто аккуратно вставлялся в гнездо.
Проскользнув на территорию Колледжа обычным путем, парни поднялись на свой этаж. Общежитие еще не заснуло до конца – во многих комнатах горел свет, кто-то бродил по коридорам, где-то слышались голоса, смех и даже песни, но скромная фигурка, притулившаяся к их двери, казалась настолько одинокой, настолько бросалась этим в глаза, что друзья невольно подобрались.
– Ханна? – даже со спины не узнать подругу они не могли.
Девушка развернулась им навстречу – и вдруг с рыданием бросилась на шею низкорослому Оливеру. Не ожидавший такого напора, тот привалился к Рихарду, который только охнул под двойной тяжестью.
– Ты чего, Ханна? Случилось чего?
– Он…он захотел…Он меня… – раздавалось сквозь рыдания.
Девушка была на грани истерики. И приятели, недолго думая, подхватили ее под руки и уволокли в свою комнату. Там, усадив все еще всхлипывающую Ханну на свою постель, Оливер кинулся варить из всего, что попалось под руку, успокоительный настой, а Рихард присел на свою койку напротив подруги и осторожно взял ее руку в свои.
– Что случилось?
От его мягкого задушевного тона девушка расплакалась с новой силой, но это уже были слезы облегчения – все самое страшное позади, она больше не одинока, ей обязательно помогут.
– Мэтр Анастасий, он меня… он…а я… а мне надо было, – только и удалось добиться сквозь слезы.
Оливер протянул ей стакан со свежей настойкой. Рецепт был типовой – накануне сессии студенты потребляли подобные смеси три раза в сутки, вместо чая, чтобы хоть немного перестать нервничать. Ханна в несколько глотков выпила настойку, жестом попросила налить добавки и уже после того, как опустел и второй стакан, пустилась в объяснения.
