П. Осликов закивал в знак примирения. Мама пожала П. Осликову своей кожаной перчаткой его шерстяную, с полосатыми пальцами, и у Петечки потеплело на душе.
Потом мама забрала у Петечки рюкзак и сказала:
– Дуй!
И П. Осликов помчался как можно скорее. В гардероб. А мама мчалась сзади немножко помедленнее, чтобы П. Осликов как раз разделся-переобулся.
Так что П. Осликов всё-таки не опоздал. Ну, только, когда вышел из гардероба, помчался сначала не в ту сторону.
П. Осликов стесняется
П. Осликов был мальчик очень застенчивый. Вот, например, когда в дом приходили гости, он ни за что не выходил из своей комнаты. «А вдруг они меня увидят», – думал П. Осликов и содрогался от ужаса.
Гости рассказывали смешные истории, смеялись. А П. Осликов сидел в своей комнате и думал: «Я тоже могу очень смешно рассказывать. А вы там все, наверное, думаете, что только взрослые могут, да? А вот и нет. Ха-ха». И П. Осликов вспоминал такие истории, что сам начинал хихикать. Или даже сочинял. Если бы эти истории услышали папа с мамой, они бы точно хохотали, держась за животики. Вместе со своими гостями.
– Петька, – смеясь, звала мама, – иди к нам чай с тортом пить!
– Спасибо, – вежливо отвечал Петечка, – я не голоден.
И сглатывал слюну. Мама с папой только вздыхали.
– Захочешь – присоединяйся! – добавлял папа не по-настоящему бодрым голосом.
– Ага, – отвечал П. Осликов из своей комнаты.
И все прекрасно знали, что выйдет он оттуда, только когда гости станут расходиться. Но зато очень вежливо попрощается.
Иногда гости танцевали. П. Осликов тоже любил танцевать. Конечно, когда его никто не видит. Поэтому, если из-за двери слышалась музыка, П. Осликов иногда тоже танцевал в своей комнате так, как будто он звезда какого-нибудь шоу. Только очень тихо, чтобы никто не узнал. Потому что, если бы пришлось танцевать при чужих (П. Осликов точно знал это), мигом выяснилось бы, что никакая он не звезда и вместо танца какая-то ерунда выходит.
– Наш мальчик удивительно пластичный, – говорила папе мама.
При маме П. Осликов иногда не стеснялся.
– Ему надо заниматься спортом, – отвечал папа.
Вот тут П. Осликов не стеснялся вообще никогда. Он уже однажды ходил полгода на айкидо. То есть не совсем на айкидо, потому что он тогда был Ещё маленький, а на физическую подготовку. Там надо было бегать, прыгать и лазать по канату. А ближе к концу занятия – даже кувыркаться и Ещё играть в очень смешную игру, когда один бежит на руках, а второй держит его в это время за ноги. Эту часть занятия П. Осликов любил больше всего. Преподаватель говорил, что П. Осликов очень гибкий, сильный и выносливый.
А потом П. Осликов как-то заболел и пропустил две недели занятий. Потом он выздоровел и опять заболел. Потом снова. Мама с папой поогорчались, сказали, что это какой-то «круговорот соплей в природе» и Ещё что-то про адаптацию в коллективе, и решили подождать, пока П. Осликов пойдёт в первый класс. Но в первом классе оказалась очень большая нагрузка, и мама с папой решили подождать Ещё годик, покуда П. Осликов не пойдёт во второй класс.
Теперь П. Осликов учился во втором классе и занимался физической подготовкой уже два месяца. Мама, папа и сам П. Осликов очень надеялись, что П. Осликов порадуется своим успехам и перестанет так стесняться. А то получалось одно сплошное недоразумение. В спортивном зале П. Осликов бегал, прыгал и кувыркался, а в школе втягивал голову в плечи и начинал бормотать так, что его никто не мог услышать.
– Что ты сказал, Осликов? – спрашивала учительница.
А П. Осликов думал, что сказал что-то не то, и теперь учительница будет смеяться над ним перед всем классом. Поэтому он втягивал голову в плечи и больше уже ничего не говорил. Сколько его ни спрашивали. Сколько ни уговаривали.
– Осликов, – просила иногда Марь Степанна, – будь так добр, сходи, пожалуйста, в двести четырнадцатый кабинет и попроси там кусочек мела.
П. Осликов послушно поднимался с места и шёл в двести четырнадцатый кабинет, долго стоял перед дверью – набирался храбрости, потом стучал, заходил, и тут начиналась какая-то ерунда.
– Да, Петя? Что ты хотел? – ласково спрашивала Илона Дмитриевна.
Но П. Осликов только сглатывал слюну и молчал.
Он молчал, а весь чужой класс смотрел прямо на него.
– Илона Дмитриевна, – кричал наконец кто-то с задней парты, – он, наверное, за мелом пришёл!
– Тебе мела? Ведь да, Петя? – снова спрашивала Илона Дмитриевна.
П. Осликов чувствовал, что его мукам скоро придёт конец, и начинал кивать.
– Д-да, – с трудом выдавливалось у него.
– Возьми, пожалуйста, – говорила Илона Дмитриевна и протягивала П. Осликову кусок мела.
– Спсип! – быстро говорил П. Осликов и стрелой вылетал за дверь.
Он думал вежливо и солидно сказать «спасибо», но получался вот такой невразумительный писк.
Потом П. Осликов шёл к себе в класс, отдавал мел учительнице, вытирал со лба пот и шёл на своё место. В этот момент он воображал себя храбрым пиратом вроде Джека Воробья, который покорил всех врагов и добился славы, почёта и несметных сокровищ.
Главное было, чтоб никто не догадался. А то позора не оберёшься.
Школьные праздники были проклятием П. Осликова. В это время он старался стать как можно более незаметным, чтобы не пришлось читать стихи или петь песни вместе со всеми. А если его всё-таки замечали, охотнее соглашался петь песни вместе со всеми, потому что во время такого совместного пения можно было просто открывать рот, как будто поёшь, а на самом деле не издавать ни звука.
Но самой страшной пыткой было есть при чужих. П. Осликов поэтому и в буфет стеснялся ходить. Он только видел окна этого замечательного места, когда шёл в школу. Чего там только не было! Разные булочки: посыпанные сахаром или корицей, с творогом, или шоколадом, или даже с яблоками и ревенем; всякие соки, в том числе его любимые персиковый и мультивитаминный, и даже «Кока-кола» и «Спрайт» в маленьких бутылочках. Там даже были пирожки с капустой и шпеком. Там даже были жвачки и чипсы! Да что там говорить – это было место, где дети стояли в очереди за всеми этими вкусными вещам, весело болтая и задирая друг друга.
Но П. Осликов очень боялся туда ходить. Ведь на кассе нужно отдать деньги совсем чужой тётке! А П. Осликов боялся, что вдруг что-нибудь сделает не так и тётка начнёт кричать на него или, Ещё хуже, смеяться.
Однажды П. Осликов проговорился. Произошло это нечаянно. Просто светило солнце, была хорошая погода, мама улыбалась чему-то и дала П. Осликову денежку. Очень хорошую денежку: два мороженых можно было купить. П. Осликов обрадовался, обнял маму, положил деньги к себе в кошелёк, кошелёк сунул подальше в рюкзак (чтобы случайно не выронить) и вдруг нечаянно ляпнул:
