На девятое утро мы, как обычно, поднялись и позавтракали, сидя за столиком у окна. Отель ”Континенталь” выходит окнами на Тюильри, вид отсюда дает почти полное представление о неповторимой красоте Парижа. Справа виднелась Триумфальная арка — сверкающим кончиком меча, в который утреннее солнце и поток машин превратили Елисейские Поля. Дальше на юг высились Эйфелева башня и купол Дома Инвалидов. Если же смотреть прямо, взгляд упирался в здание Правительства и Палату Депутатов. Левее виднелся Лувр — на фоне двух башен-близнецов собора Парижской Богоматери. И вся эта панорама была к нашим услугам.
Когда принесли почту, я не спеша допивал кофе. Сара взяла ее у мальчика-коридорного и отдала мне мою часть: письмо от Майкла и присланный по ошибке счет за покрышки. Сара тоже получила два письма и первым делом взялась за послание своего отца. Она оперлась обнаженными локтями на стол; волосы свободно падали на лицо, и она отбрасывала их назад. Я оторвался от собственной корреспонденции и загляделся на Сару. Почувствовав мой взгляд, она подняла голову и улыбнулась одними глазами. Я подошел к ней.
— Папа задним числом высказывает кое-какие мысли, которые у него не хватило духу сказать нам перед отъездом.
— Как любезно с его стороны — подождать с неприятностями!
— Мы вообще очень милые люди — я говорю о Дарнли. Несмотря на все, что ты о нас думаешь.
— Думал — в какой-то чужой жизни. Теперь я могу упрекнуть его только в том, что он позволил тебе стать женой такой темной личности, как я.
— Кажется, жизнь с таким мужем не обещает быть легкой.
Я достал сигареты и вернулся в свое кресло, а Сара перочинным ножичком вскрыла второе письмо. Она тоже машинально взяла сигарету; я чиркнул зажигалкой и наклонился к ней поближе, но она так и не закурила.
— Там что-то твердое. Как интересно! Наверное, свадебный подарок.
Она развернула клочок оберточной бумаги; оттуда выпало кольцо и покатилось по столу, а докатившись до середины, упало набок.
Я сразу узнал его. Это был перстень с печаткой, принадлежавший Трейси.
Глава XVIII
— Выпей это, Сара, тебе полегчает. Нет, давай-ка залпом, маленькими глотками не поможет.
Она закашлялась.
— Все в порядке, мне уже лучше, — она спустила ноги с кровати и привычным жестом руки поправила упавшую на лоб прядь волос.
— Ну, доберусь я до той свиньи, что сыграла с нами эту мерзкую шутку!
— Но как это могло случиться?
— Забудь об этом. Смотри — солнце встало. Давай проведем день, как нормальные туристы. Изобразим что-нибудь этакое — например, отправимся на машине в Фонтенбло или еще куда-нибудь.
Сара улыбнулась.
— Как скажешь.
Пока она одевалась, я спрятал перстень в карман, и в то утро мы больше о нем не говорили, хотя уже то, как старательно мы избегали касаться этого предмета, лишь подчеркивало его грозное значение. После ленча Сара не выдержала:
— Я все-таки не понимаю, как это могло случиться.
— Какая разница? Если мы позволим этому испортить нам настроение, только сыграем шутнику на руку.
— Да, но… как перстень мог попасть к этому человеку?
— Наверное, Трейси изредка снимал его.
— Насколько мне известно — никогда.
— В таком случае…
— Да. Я тоже об этом подумала.
— Кто его видел после?..
— Только Виктор. Я туда не входила, миссис Мортон тоже.
— Может, ценные вещи перед похоронами принято снимать? Но тогда его отдали бы ближайшему родственнику, то есть тебе. Виктор…
— Он не поступил бы так. Адвокат на вершине своей карьеры. Перспективный молодой политик…
— Миссис Мортон? Но мне трудно представить ее в подобной роли.
— Да, они на это не способны.
— Может, кто-то из тушивших пожар? Нашел на полу… Кто-нибудь имел на тебя зуб?
— Не знаю. Теоретически это возможно. Но я не могу подумать ни на одного из знакомых.
— Это не может быть Клайв Фишер?
— Безусловно, нет.
— В его характере есть определенная мелочность, как у женщины.
Сара слабо улыбнулась в ответ.
— Ты не очень-то высокого мнения о женщинах.
— Видишь ли, мужчина… нормальный мужчина… способен совершить предосудительный поступок в силу каких-то причин. А этот акт исполнен такой бессмысленной злобы и мстительности — ты не находишь? Все, чего добивался этот человек, это отравить нашу радость.
Сара помрачнела.
— Та ссора между мной и Трейси в субботу утром была из-за тебя. Я тебе не говорила?
— Из-за меня? Но почему?
— В понедельник, когда мы так поздно вернулись после балета, Трейси никак не выразил ни обиды, ни малейшего подозрения. У тебя сложилось такое впечатление?
— Да, разумеется.
— Так вот. На самом деле это его задело. Теперь мне абсолютно ясно. Он нарочно затеял ссору, чтобы ускорить мой отъезд… он вообще очень многое делал нарочно, а я и не замечала. Настойчиво уговаривал ехать в Скарборо в пятницу, без него. У нас чуть не дошло до скандала. Утром в субботу он… Я особенно остро это восприняла, так как между тобой и мной ничего не было… кроме того подсознательного порыва… да и потом… Под конец мы наговорили друг другу много гадостей. Трейси сказал, что, когда ты приедешь в следующий раз, он собирается спросить: существует ли особая форма страхования на случай супружеской измены?
— Это почти так же подло, как… — я чуть не сказал: ”как присылка перстня”, но вовремя спохватился.
— Результат оказался именно таким, как он рассчитывал.
Я бросил нежный взгляд на ее тонкий профиль.
— Могу себе представить.
У меня на языке вертелся один вопрос, но я никак не мог придумать, в какую форму его облечь, чтобы он прозвучал как бы между прочим. В конце концов у меня вырвалось само собой:
— Что сказал Виктор — Трейси сильно обгорел?
— Не думаю. Я, во всяком случае, не слышала. А что?
— Так просто.
— Но все-таки — почему это тебя беспокоит?
— Сам не знаю. Это не очень-то приятная мысль. Наверное, кто-нибудь из пожарных…
Кажется, такой ответ удовлетворил Сару, но не меня самого. В свое время я чуть не рассказал ей о хриплом дыхании, которое, как мне показалось, я слышал тогда в Ловис-Мейноре. Бог знает, что она могла подумать.
* * *
Мы поужинали в небольшом кафе на улице Дофина, в квартале художников, на левом берегу. Ужин длился четыре часа: все вокруг громко переговаривались, кричали, флиртовали и цеплялись к официанткам, валяли дурака, декламировали стихи на разных языках — не потому, что были под градусом — среди них я не заметил ни одного по-настоящему пьяного, — а потому, что находились в приподнятом настроении и пришли повеселиться.
