— И что теперь будет?
— Ничего особенного.
— Не нужно меня щадить. Скажи все, что думаешь.
— Ну, что может быть?.. Если они поверят в мою вину, она все равно останется недоказанной. Конечно, это бросит тень на репутацию…
— А тот человек, который видел тебя садящимся в машину? Он не мог запомнить номер? Как ты думаешь, он тебя опознает?
— Вероятно. Но если дело в нем, почему полиция до сих пор бездействует?
Сара встала.
— Ах, как жалко…
— Что жалко?
Она в скорбной задумчивости посмотрела на меня.
— Хорошенькая у тебя со мной супружеская жизнь!
— Я сам виноват, что не захотел ждать. Если бы мы вернули деньги, эта история не имела бы скверного запашка.
— Ты опять отложил встречу с Генри Дэйном? Под каким предлогом?
— Сказал, что меня срочно посылают за город. Просто не знаю, как с ним быть. Эти деньги камнем тянут нас ко дну. Может, отдать их какому-нибудь приюту для бездомных собак? Начни мы переговоры с Беркли Рекиттом до появления слухов… Нельзя же теперь пойти и сказать: ”Прошу прощения, мистер Рекитт, мне известно, что вы подозреваете нас в мошенничестве; так позвольте отдать вам эти деньги прежде, чем нас арестуют”.
Сара закурила.
— Не могу взять в толк; откуда вообще пошли эти слухи — пять месяцев спустя?
Я тоже поднялся и, злясь на себя, рассказал ей о стычке с Макдональдом.
— В тот вечер мне показалось, будто он чего-то не договаривает, но был слишком подавлен — подозревал тебя в соучастии, — чтобы придать этому значение.
— Но что могло вызвать у него подозрения? Только то, что ты интересовался суммой страховки?
— Трудно сказать. В свое время я дал ему повод для личной обиды; возможно, это его грызло. И вдруг — моя скоропалительная женитьба…
— Однако…
— Я могу ошибаться, полагая, будто слухи исходят от него. Но от кого же еще? Ведь стоит только возникнуть подозрению… Возможно, он считает, что я не только подпалил ваш дом, но и сделал тебя вдовой.
Сара стояла ко мне спиной, я мог видеть лишь ее руку, державшую сигарету. Она молчала.
— Что меня действительно тревожит, это слух насчет автомобиля — откуда он пошел и каковы доказательства? Пока меня не припрут к стенке, ни за что не стану колоться.
— Не надо, Оливер. Это скверная шутка.
Я обнял жену.
— Прости. Сотрем эту запись.
— Ты ведь шутил?
— Ну, конечно. Даже Макдональд…
Сара посмотрела на меня в упор.
— Но коль скоро подозрение возникло…
— Пока это только слухи. Бог знает, так ли они безобидны, как кажется Майклу. Поверит ли им мир страхования? Это — единственное, что имеет значение.
* * *
Утром я сказал Майклу:
— Я все время ломаю голову над твоими вчерашними словами. Майкл, я должен услышать эту историю из первых уст.
— Ты знаешь мое мнение, — он начал грызть карандаш. — Будь выше этого, продолжай работать как ни в чем не бывало. Я уже жалею, что рассказал тебе. Тысячу и один раз проклинаю вчерашнюю поездку к Рекитту — иначе ты ничего бы не заметил.
— Заметил бы. Я сразу почувствовал перемену в отношении многих людей… даже твоем.
Майкл встревожился.
— Неужели? Но ты, конечно, понимаешь мои чувства. Дело не в том, что я хотя бы на йоту верю в этот вздор, а в том, что он вообще откуда-то взялся. Ты же знаешь нашу работу. За нами не стоит какой-то крупный капитал. Незапятнанная репутация — вот все, на чем мы держимся. Жена Цезаря должна быть вне подозрений, иначе не заметишь, как окажешься за бортом.
— Ты думаешь?..
— Нет. Я не думаю. Я верю, что это само собой сойдет на нет. Единственное, что сейчас от тебя требуется, это не мозолить людям глаза. А если все же кто-то подвернется, вести себя так, словно ничего не случилось. Особенно с Рекиттом, потому что именно его фирма… Подавляющее большинство, если до них что-то и дойдет, скажут: ”Как — Бранвелл? Да это честнейший парень!” Рекитт и сам убедится в твоей порядочности, когда остынет и даст себе труд задуматься.
— Твой отец в курсе?
— Не думаю. Я, во всяком случае, ему не говорил.
— И не нужно. Сколько сможешь, храни это в тайне. Не хотелось бы причинять ему напрасное беспокойство.
— Сделаю все от меня зависящее.
Откровенно говоря, дело было не только в напрасном беспокойстве. Прежде всего, мне хотелось избежать необходимости лгать старику, которого я безмерно уважал. В таких случаях чувствуешь себя мерзавцем.
Мне пришлось выехать в Хаммерсмит по делу об ограблении, и я постарался уйти с головой в работу, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Очень скоро у меня возникло подозрение, что меховщик по фамилии Колланди запросил в качестве компенсации за украденные меха непомерно крупную сумму. Я занимался этим целый день. Мои подозрения усилились, когда он сначала сказал о бухгалтерских книгах, что они тоже пропали, а потом нехотя заявил, что они у бухгалтера.
Вернувшись в свой офис, я набросал предварительный отчет и навел справки о прошлом и репутации Колланди. При этом в голове у меня мелькали нелепые мысли: ”Жулик ловит жулика”…
На следующий день бухгалтерские книги мне так и не представили, а Колланди нанял адвоката по фамилии Абель. Этот последний принадлежал к несимпатичному для меня типу — острый, как иголка, и такой же твердый. Но я уже знал, что репутация его клиента весьма и весьма подмочена, и заявил, что без бухгалтерских книг не могу продолжать работу. Посыпались предупреждения и угрозы, но для меня они были как о стенку горох. Я ушел, не уступив им ни пяди. В данном случае страховщиком выступала фирма Беркли Рекитта. Я не был уверен, сможет ли Рекитт переступить через неприязнь ко мне и признать, что я не собираюсь за здорово живешь отдавать его деньги.
В тот вечер я поздно вернулся в отель. Сара не встретила меня, как обычно, в фойе. Это был ее рабочий день — она по-прежнему работала в фирме ”Делахей”, — и я предположил, что она еще не пришла, однако она оказалась в номере.
Я вошел, и ее лицо осветилось изнутри. Возможно, так она встречала всех симпатичных ей людей, но для меня это были лучшие минуты.
Однако в этот день явно произошло что-то неладное. Я понял это сразу, как только поцеловал ее.
— Ты сегодня поздно, — заметила она. — Есть новости?
— Слава Богу, нет. Почти не видел Майкла, а все остальные вели себя как обычно. Привет, старушка! — я наклонился погладить Трикси. — Ну, как она, привыкает?
— С трудом. Она выросла в деревне, город — не ее стихия. То же самое было на Понтинг-стрит: только и радости, что обежать вокруг дома.
