Она сама перехватила нить разговора.
— Когда я приехала, Трейси надевал пальто, собираясь идти в бывшую конюшню за машиной. Я сразу угадала правду по выражению его лица и сказала, что хочу пожить здесь пару дней. Он начал уверять меня, что это невозможно: в доме нет слуг, нет еды… Я возразила, что вызову Эллиота, — он живет в четырех милях отсюда. Скрывая нетерпение, Трейси пытался переубедить меня, даже сделал вид, что пошел звонить Эллиоту, а когда вернулся, сказал, будто тот отказался прийти. Это была ложь: Эллиот никогда ни в чем мне не отказывал. Мы проспорили больше часа. Я поднялась в свою спальню, Трейси — за мной. Он настаивал, чтобы я ехала вместе с ним в Йоркшир. Говорил, что я выжила из ума, если готова рисковать здоровьем из-за глупой прихоти. Я возразила: моя прихоть состоит в том, что я подозреваю его в преступном намерении поджечь дом. Тогда он потерял контроль над собой, выкрикнул… дикие, непростительные вещи… уверял, что дело уже сделано, фитили подожжены и очень скоро… Наверное, он думал, что это на меня подействует, но я не поверила, решила, что он просто пугает. Разъяренный, он бросился в свою спальню, начал срывать занавески, вытаскивать из ящиков постельное белье… Я пришла в неменьшую ярость и стала хватать его за руки… Я довольно сильна… была сильна… и у меня стальная воля. Завязалась борьба. Мы оба упали: Трейси внизу, а я наверху… — миссис Мортон остановилась, чтобы перевести дух. Она рассказывала так, словно это больше не имело к ней отношения. — Я потеряла сознание, а когда очнулась, уже стемнело. Электричество было отключено. Я повредила руку; с трудом поплелась в кухню устранить неисправность на распределительном щитке. В этот момент вы позвонили у двери… Единственное, о чем я жалею, это что не осталась и не сгорела в огне.
Я прокашлялся.
— А потом?
— Разве это имеет значение?
— Вы повредили руку…
— Я пошла к Эллиоту, он ее забинтовал. Там я провела ночь.
— Что вы ему сказали?
— Правду.
С минуту мы все трое молчали. Я посмотрел на Сару. В этот вечер она была воплощением мужества.
Я обратился к миссис Мортон:
— Как бы я хотел, чтобы на вашем месте был кто-нибудь другой! Все равно, кто.
Она повернулась и начала медленно спускаться по лестнице.
Глава XXIX
Я машинально забрался в свой автомобиль, развернулся и подъехал к тому месту, где раньше было парадное.
Сейчас, задним числом, я понимаю, что мне следовало быть умнее и предвидеть, что все не может быть так просто; следовало взять на себя ответственность. Возможно, тогда мы избежали бы катастрофы. Но у меня не было времени подвергать текст пьесы сомнению: когда я приехал, спектакль уже шел полным ходом. Мною владело одно-единственное чувство облегчения от того, что самое страшное, чего я так боялся, не случилось. Как будто побывал на приеме у врача с Харли-стрит и возвращаюсь с подаренной жизнью в кармане.
Они ждали меня под моросящим дождем. Трикси радостно повизгивала и виляла хвостиком. В сумерках лицо миссис Мортон выглядело совершенно изможденным, словно рок отметил его своей печатью. Я открыл перед ней дверцу; с минуту она колебалась — стояла, тяжело опершись на палку, и сверлила меня взглядом.
— Мы — древний род, мистер Бранвелл, — неожиданно выговорила она. — Все шесть веков мы не отличались ничем, кроме определенных норм поведения, которые бережно культивировались и передавались из поколения в поколение. Мы с поразительным упорством хранили верность этим высоким принципам. Такой род — все равно что столетний дуб, имеющий ценность сам по себе; она неотъемлема от него и не сводится к сумме ценностей отдельных его частей. Даже сейчас честь и достоинство кое-что да значат; их-то я и пыталась спасти. Прежде чем меня осудить, вспомните об этом.
Она забралась на заднее сиденье. Сара хотела сесть там же, но миссис Мортон замахала рукой, и Сара подчинилась — села рядом со мной.
Трикси свернулась калачиком возле старой хозяйки.
Я не сразу завел мотор. Помолчав немного, спросил Сару:
— Как ты обо всем догадалась?
— Генри Дэйн упомянул о затрудненном дыхании. Жаль, что ты мне раньше не сказал… А теперь поедем.
Мы отъехали от сторожки. Сара вдруг закрыла лицо руками.
— Что с тобой?
— Ничего. Просто переволновалась.
— Остановить машину?
— Нет.
— Может, поедем в Тонбридж или Слейден?
— Нет. Миссис Мортон поставила одно-единственное условие: если ей суждено явиться в полицейский участок, то не в этих местах.
Мы проехали Слейден. Сквозь расчищаемые дворниками стекла дома в свете фар казались расплывчатыми, нереальными — частью лунного пейзажа. Я скосил глаза на сжавшуюся в комок на заднем сиденье старческую фигурку. Слышала ли она наш разговор? И, главное, что она чувствует?
— Эта астма… Раньше она не болела…
— Болела, если в пору цветения — в мае, июне — оставалась в Кенте. И только. Но с тех пор постоянно мучается: должно быть, болезнь обострилась на нервной почве. Ее отец всю жизнь страдал астмой.
На ровном шоссе я прибавил скорость. Наверное, мне передалась страсть жены к быстрой езде. Сара обернулась к свекрови.
— Вам лучше?
— Скоро все пройдет.
В это мгновение я должен был бы насторожиться. Догадаться. Предотвратить…
Сара продолжила вполголоса:
— Я обратилась к Виктору. Он сказал, что в понедельник она уехала — очевидно, по дороге наведавшись к нам и взяв Трикси. Виктор предположил, что она отправилась на остров Уайт. И тут вдруг у меня мелькнула безумная догадка. Наитие. Я добралась до Ловис-Мейнора около семи. Главным было застать ее одну.
— Как же ты…
— Сначала она все отрицала. Но я хорошо ее знала. Если бы только она поняла, что мы с тобой пережили и перечувствовали… и что все висит на волоске… Оливер, мы с ней были очень привязаны друг к другу. После нашей с тобой свадьбы мы ни разу не виделись, и у меня не было возможности объяснить… До нее все доходило в искаженном виде. Понимаешь, ей чуждо зло. Да, она послала перстень — единственный поступок, продиктованный горечью и обидой, — но в этом больше всех виноват Клайв. После смерти Трейси она иногда навещала его, а он после нашей свадьбы каких только гнусных мыслей не вкладывал ей в голову! Она не подозревала о его роли в афере, а он — о том, что она посетила Ловис-Мейнор перед пожаром. Однако он почувствовал: здесь что-то нечисто — и искусно играл на этом. Она пережила трагедию. Единственный, кого я не приняла в расчет, это Виктор.
— При чем тут Виктор?
— Он всегда был ее любимцем. Она боялась, что, если правда выйдет наружу, это повредит его парламентской карьере или сведет на нет его усилия стать судьей. Она только и думала, как уберечь, защитить его. И поэтому я уже решила, что проиграла, не смогла тронуть ее сердца…
