Внизу, у основания лестницы, меня поджидали двое мужчин.
Бежать было некуда. Они наверняка слышали мои шаги на лестнице. Я пожалел, что со мною нет Мартина Коксона. Увы, в этот вечер никто не ждал меня на мосту.
Среди этих двоих не оказалось Джоденбри. Должно быть, он послал вместо себя профессиональных убийц, а щеголеватый негр предупредил их о моем приходе. Я представил себе их кастеты и бритвы и порадовался — если в этой ситуации можно было чему-либо радоваться, — что, по крайней мере, на моем выловленном из канала трупе останутся следы насилия.
— Мистер Тернер, — вымолвил один из них.
— Что?
— Пройдите с нами.
Должно быть, эти действуют тоньше? И, может быть, мне суждено на собственном опыте познакомиться с методом, примененным к Гревилу?
Я сделал шаг вперед. Попробовать прорваться? Но вряд ли можно рассчитывать на помощь снаружи.
Снизу донеслось:
— Инспектор Толен просил вас покинуть вместе с нами этот район и вернуться в отель.
От напряжения у меня заныли костяшки пальцев. Я с трудом разжал кулаки и попытался успокоиться.
— Вас прислал инспектор Толен?
— Да, конечно.
— Давно вы за мной следите?
— Со вчерашнего дня.
Я почувствовал слабость в коленях.
— Мне хотелось побеседовать с Герминой Маас.
— Она в надежном месте. Идемте.
Я покорно пошел с ними.
— Но почему вы взяли ее под защиту?
— Разве вам не показалось, что после вашего с другом визита ее жизнь подвергается опасности?
— А мистер Джоденбри?
Ответа не последовало. На мосту стояли и переговаривались трое. Дождь усилился, но они не обращали на него внимания. Проходя мимо, я заметил среди них верзилу-негра. Кроме него, там был еще один негр и белый — в матросском бушлате. При нашем приближении они замолчали и уставились на нас.
Один из моих спутников произнес:
— Хорошо, что мы следили за вами, мистер Тернер.
* * *
— Чего ты ждешь от этой поездки в Рим? — твердил Арнольд. — Я не понимаю.
— Сам не знаю.
— Ты не хочешь рассказать мне о том, что тебе удалось выяснить?
— На данный момент — практически ничего.
— Твоей фирме это не понравится. Ты так не считаешь?
— Конечно. Просто пока они еще не знают.
Я почти физически ощущал, как ворочается не очень-то подвижный мозг моего старшего брата. То, что я приехал в Мидленд ради столь скудного рассказа, не укладывалось у него в голове.
— Они могут принять крутые меры.
— На их месте я бы так и поступил. Дела в Калифорнии в критическом состоянии. В интересах дела они должны со мной расстаться.
— И что же ты?
— Попрошу их послать в Калифорнию другого представителя фирмы. Не представляю, как они к этому отнесутся. Возможно, попытаются понять, а может быть, сочтут доказательством фамильной душевной болезни.
Арнольд высморкался и заговорил, тщательно подбирая слова:
— Я знаю, Филип, ты не из тех, кто рассчитывает на чужую поддержку: ты доказал это, отказываясь от пособия во все те годы, когда занимался живописью. Но я хочу, чтобы ты знал: если ”Британские Турбореактивные Двигатели” откажутся от твоих услуг, здесь для тебя всегда найдется место — как временное, так и постоянное.
— Мне бы следовало догадаться об этом. Но не думай, что я склонен принять как должное.
Арнольд встал и расправил загнувшийся уголок страницы телефонной книги.
— Я много думал об этом, Филип. Особенно после смерти Гревила. В такие моменты начинаешь понимать… Мне бы очень хотелось привязать тебя к семейному бизнесу. Возможно, до сих пор я не слишком старался в этом направлении. Но я уверен: если хорошенько подумать, можно подобрать тебе дело по душе — не обязательно просиживать за письменным столом. Мало ли что — проявлять инициативу, ездить…
— Да, наверное.
— Мне бы хотелось, чтобы этим занимался член семьи. Наша фамилия на данный момент оскудела. У меня нет своих детей, Гревил оставил только дочь, ты, после разрыва с Памелой, не стремишься остепениться. Я не вижу продолжателей дела. Конечно, вы с Гревилом… — он запнулся и спустя несколько секунд продолжил: — вы с Гревилом всегда считали, что я придаю фирме слишком большое значение.
Я возразил:
— Однако именно она поддерживала нас материально: Гревила — когда он оставил физику, а меня — в период метаний после войны. Было бы верхом неблагодарности презирать то, что давало нам ощущение прочного тыла, либо смотреть свысока на человека, единственного из нас, кто продолжал упорно трудиться. О Гревиле особый разговор: он был человеком выдающихся способностей. Что до меня, то я подчас бываю склонен взбрыкивать, но, возможно, со временем от меня будет больше толку.
Арнольд подошел к письменному столу. Он не привык открыто выражать свои чувства, но, кажется, в эти минуты не жалел о том, что дал себе волю. Мне же, всю жизнь бунтовавшему против слишком прочных семейных уз и покровительства, сейчас это покровительство представлялось желанным. Имея прочный тыл, мне будет легче осуществить задуманное. Возможно, смерть Гревила — вернее, брешь, которую она образовала в наших сердцах и судьбах, — странным образом сплотила нас с Арнольдом. Но это все-таки относилось к необозримому будущему, пока лишь неясно проглядывавшему сквозь туман. Пока смерть Гревила не перестанет быть для меня загадкой, вряд ли можно говорить о будущем.
— Кстати, Филип, хочу сказать тебе одну вещь. Возможно, ты не в курсе: находки Гревила — во всяком случае, те из них, которые подлежат транспортировке, — главным образом предназначались для Рийкс-музея в Амстердаме. Но кое-какие экспонаты — по своему выбору — он собирался взять с собой в Англию. Его багаж состоял из четырех ящиков для музея и одного, который он намеревался привезти в Лондон. Ну вот. После его гибели голландская полиция — временно, в интересах следствия, конфисковала все его имущество. Теперь они сняли запрет. Нам переслали предметы повседневного обихода — к счастью, я успел спрятать их прежде, чем увидела Грейс, — а пятый ящик отправили в Британский музей, профессору Литлу. Сегодня я получил от него письмо. Он пишет, что ящик оказался на две трети пустым.
— То есть, голландцы изъяли часть экспонатов?
— Очевидно. Не знаю, по какой причине. Возможно, их археологи решили, что смерть Гревила кладет конец договоренности, и сочли себя вправе присвоить все, представляющее интерес. Странно, что они столько времени держали его личные вещи.
— А что Литл думает о присланных экспонатах?
— Из того ящика? Они не представляют большой ценности. Зато он вернул мне дневник Гревила — со стенографической записью по нашему методу. Мне-то расшифровка дается с трудом, ведь я не занимался этим много лет, но, может быть, ты…
