Книга Заморок, страница 15. Автор книги Алла Хемлин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Заморок»

Cтраница 15

Конечно, я стала возле зеркала, чтоб перевязать хустку. Удачно получилось, что было пустое, как для людей, время.

Я перевязала и еще обсмотрелась в зеркале с всех своих сторон, какая я, когда с книжкой и с ведром тоже. Мне понравилось.


У человека так не случается, чтоб было удачно и удачно.

Я постучалась до Алексндра Ивановича, чтоб мне открылось.

Голос женщины мне сказал:

— Войдите!

Я зашла.

Секретарка — по виду сельская учительница Вера Марецкая. У Веры Марецкой и платье такое, и брошка тоже, наверно, еще с самой гимназии или откуда. Вера Марецкая сидит себе, две руки на машинку положила — показывает, что работает каждую секундочку.

Я пояснила Вере Марецкой свою задачу:

— Извините, пожалуйста, я посмотреть — за посудой, может, с буфета что…

А Вера Марецкая мне:

— Вас как зовут, девушка?

Я сказала, что Мария.

Вера Марецкая меня заверила:

— Мария, мы с буфета себе сюда ничего не носим. Вы должны понимать, что это кабинет товарища Осипова. Вы это понимаете?

Я хотела сказать, что товарищ Осипов обещал мне про меня заботиться больше большего, что я лишнее всегда не прошу, что прошу посуду с буфета, а не я не знаю что.

Вера Марецкая мне не дала и зубы расцепить:

— Вы идите! Идите! Нам тут некогда!

Я — раз! — и повернулась назад.


Я шла, а в голове у меня было учителькино гадство. «Мы не носим… мы с буфета… нам тут некогда…» Зараза! И как это она себя слепила с Александром Ивановичем! Я не потому, что, как у женщин бывает, ревность. Первое, она старая-старая, старей женсовета. Была б Марецкая молодая, я б тогда, конечно. Мне стало обидно как человеку. Еще и книжка.

Я решила, что Марецкая скажет Александру Ивановичу, что, товарищ Осипов, что в эту секундочку одна дурная приходила с ведром, что надо, товарищ Осипов, нам в буфет приказать, чтоб больше не присылали, что главное, товарищ Осипов, одна дурная книжку держит тоже. Скажет, что вы, товарищ Осипов, себе такое видите? Что это ж страх, товарищ Осипов! Что до чего ж бывают дурные, товарищ Осипов!

Ага.


В буфете Степан Федорович и Катерина пили с стаканов. Может, пили чай, может, компот. Я в чужие стаканы своими глазами не лазила. Люди пообедали себе хорошо и теперь запивают. Пускай. На столе поставленные тарелки под первое, а видно, что там было и второе наложено. Я не потому, что мне жалко. А почему мне не предложили? Что судомойку не позвали, я на такое не удивилась. А меня ж могли позвать, потому что я называюсь «подавальщица», считай, официантка.

Пускай. Я не попрошайка с-под забора, за куском руку всегда не тяну. И не надо мне! А людям положено иметь хорошую совесть.

Конечно, я тихо-тихо занесла ведро на кухню, поставила возле мойки.

Я книжку увернула в газету, как увертывала в школе, и положила в шкафчик.

Судомойки на своем месте не было. Я сначала хотела выставить все-все с ведра, а потом решила, что у меня своя работа, досюда донесла, что дальше — пускай кому требуется по зарплате.


Я постановила себе, что час уже отдохнуть.

Я зашла в зал и села возле стола, который по-соседски, лицом до Степана Федоровича и до Катерины. Я ж с самого утречка ничего не кушала.

В эту секундочку Катерина вытащила свой рот с стакана и сказала в мою сторону:

— Хочешь кака́вы?

Я сказала Катерине, что хочу. Я ж не с тех, кто держит себя против коллектива. Дают — бери, бьют — тогда уже беги.


«Какава», ага. Правильно надо сказать, что «какао». Клара Семеновна рассказывала про то и про другое. Конечно, другое — это кофе. В Чернигове кофе пьют мало кто с людей.

Какао в Чернигове люди пьют, я тоже. Мне нравится. Когда еще была мама Тамара, Фрося принесла не конченную коробочку с голубого, называется «Золотой ярлык». Я наметила себе узнать про что такое «ярлык», про «золотой» я хорошо знаю.

Да.

А Фросе в больнице выздоравливающий человек дал за благодарность, сам выписывался, а Фросе дал. Конечно, еще в жизни бывают благодарные.

По правде, после мамы Тамары я взяла какао и — раз! — начала пить сама по себе.


Я про кофе. Допустим, кофе б в Чернигове не пил никто-никто. А кофе ж само по себе от такого не умрет.

Надо понимать.


Катерина мотанула рукой назад себя и наказала, чтоб я налила с чайника, что еще горячее.

Я пошла до чайника. Выявилось, что какао горячее. На самом дне, а так — горячее. Допустим, потому и густота есть.

У меня налилось почти что полстакана. Мне не захотелось, чтоб люди видели, что я пью с дна. Я осталась, где наливала. Я ж могу и навстоячки. Даже так лучше. Люди меня не видят, а я людей вижу-вижу.


Я смотрю, что Катерина взяла кусок черного хлеба, что намазала масло и пхает в стакан с какао. Потом еще и ложкой туда, ложкой. Тьху! А ложка взятая с тарелки, на ложке ж жир с подливы или с чего там. Катерина намяла намазанный хлеб и получился суп, а не какао.

Я всегда человека не осуждаю. Я тоже не в панском доме выросла.

Ты уже работаешь в таком месте на такой должности, так веди себя. А то вроде с голодного края. Для людей есть пример, как вести поведение. Люди смотрят в кино картины. И другие люди бывают, которые умеют. Ты учись, не задирай себя.


Я смотрела на Катерину, как она некрасиво кушала. Степан Федорович сам по себе тоже кушал некрасиво. Степан Федорович пил с стакана и сильно-сильно сёрбал, и рукой вытирался.


Мне не захотелось видеть.

Я пошла на кухню.


До конца дня еще было долго. А дела мне никто ничего не поручал.

Я взяла книжку. Получилось, что Вера Панова, называется «Спутники».

Я открыла книжку и засмотрела на женщину — это и есть Панова Вера.

Панова Вера повернула свою голову, через шею Пановой Веры пошла косточка, лицо тоже получилось с красивым разворотом, светлый волос закрученный под заколки сзади. У Пановой платье хоть не все-все, а видно, наверно, шерстяное, и груди под материей круглые. Я подумала про что какой у Пановой лифик.

Допустим, я в лифике хожу не каждый день. А на работу решила — что надо для порядка. У меня лифик с полотна, прострочка, сделанная на совесть. У лифика главное, что какая дается прострочка. Получалось, что у меня в лифике груди сильно острые. А у Пановой — круглые. Конечно, у Пановой, наверно, лифик московский, фабричный и с другой материи — допустим, с атласа. А у меня не с атласа и, считай, самошитый. Зоя Веремеенко обшивает всех женщин вплоть до самого Красного моста. Хвалится, что шьет по старым выкройкам. Шьет на две пуговицы и на четыре. У меня — на две, потому что у меня груди молодые, сами по себе держатся.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация