Это была совершенно абсурдная война, из недр которой родилось такое чудовище, как инквизиция.
Помимо Иннокентия III с войной против альбигойцев тесно связана также деятельность графа Монфорского, отца известного Симона де Монфора, женившегося на сестре английского короля и имевшего с ним конфликт. Основоположник рода графов Монфорских некогда имел только небольшой замок между Парижем и Шартре. Но со временем эта семья стала процветающей, и один из ее представителей женился на дочери графа Лейчестера, пустив корни в Англии. Дочь графа Лейчестера была матерью Симона де Монфора-старшего, отличившегося во время альбигойских войн. Король Иоанн при случае отобрал у него поместье, которое было со временем возвращено, а затем вновь отобрано.
Де Монфор-старший понял, что гораздо надежнее я, делать ставку на Францию, чем на Англию. Он обосновался в своем нормандском поместье при Филиппе II Французском. Будучи участником четвертого крестового похода, он зарекомендовал себя как хороший воин и командир, всецело преданный делу утверждения католической веры.
Иннокентий, вознамерившись после гибели Кастельно начать войну с альбигойцами, решил воспользоваться возвращением героя-крестоносца и пригласил его участвовать в новом походе, на этот раз на родине, против людей, которые, по утверждению папы, даже более заслуживали преследований, чем неверные.
Таким образом в 1208 г. Симон де Монфор стал командующим армией, которая вела войну с еретиками.
Его военный опыт, боевой дух, уверенность в своей правоте вскоре принесли ему желаемые победы, и города альбигойцев стали сдаваться один за другим. В битвах против сарацин крестоносцы оправдывали любую жестокость, считая, что действуют во имя Господа, который, как они полагали, должен был одобрить все их действия. Симон не был исключением, и захваты городов Каркасона, Тулузы и многих других сопровождались фанатичной жестокостью. Но альбигойцы оказались людьми упорными. Они боролись не только за мысли, но также и за свою собственность, которая могла быть конфискована в пользу захватчиков. А потому их города не раз переходили из рук в руки, и война продолжалась, опустошая прекрасную страну.
Сын своего времени, граф де Монфор считал огонь достойной казнью для еретиков и в своей практике исходил из этого. Про него рассказывают, что во время битвы при Кастре к нему на суд привели двоих еретиков. Один из них, напутанный угрожавшей ему мучительной казнью, выразил желание обратиться в католичество, другой же, более храбрый, заявил, что с его телом могут делать что угодно, но его вера останется при нем. Де Монфор ответил: «Отправьте их обоих на костер. Если тот, кто говорит, что хочет сменить веру, не лжет, то смерть на костре искупит его вину перед Богом за то, что этот человек впал в ересь. Если же он лжет, то будет наказан за обман».
Удивительно, что католические историки так хорошо писали о человеке, способном с легкостью вынести подобный приговор; впрочем, возможно, эта история, как и многие подобные, является апокрифом. Пусть и так, но жестокость и резня во время кампании против альбигойцев были свидетельством кровавого характера той войны, которая велась во имя Святой церкви.
Когда войско католиков захватило г. Безье, аббат Арнольд настолько сильно желал уничтожения еретиков, что, когда ему сказали о живущих в городе честных католиках и спросили, как их отличить от изменников церкви, он ответил как истый фанатик: «Убивайте всех, Бог узнает своих».
Говорят, что в связи с этим в Безье было убито двадцать тысяч человек, включая женщин и детей. Пьер де Во пересказывает еще одну историю, также характерную для этой кампании. После взятия крестоносцами Шато-де-Лавор в 1211 г. попали в плен местный сеньор с 80 своими сторонниками. Де Монфор приказал повесить их всех сразу. Сеньор был повешен, но столбы виселиц, сооружаемых в спешке, обрушились, и Монфор, торопившийся продолжить поход, приказал обезглавить остальных рыцарей, что и было сделано. Хозяйку замка тоже решили наказать, поскольку она не только сама была последовательницей ереси, но и активно распространяла ее. Ее бросили в колодец, а ревнители веры стали швырять туда большие камни.
Альбигойские войны, посеявшие семена инквизиции, вскоре перестали быть религиозными и превратились в завоевательные войны под флагом религии. Именно богатые люди становились чаще всего жертвами инквизиции. Отчего это происходило? Оттого ли, что они были еретиками, или из-за их богатства? Точного ответа на этот вопрос не дашь, так как мотивы людей обычно являются скрытыми. Но даже апологеты Симона де Монфора-старшего признают, что он редко упускал возможность обогатиться. Он мог искренне ненавидеть еретиков, но не менее искренне жаждать их владений. Интересно, что после падения Безье и Каркасона владения графа Раймунда предложили разделить между собой герцогу Бургундскому, графу Неверу и графу де Сен-Полу. Однако эти французы, видимо, постеснялись присвоить собственность своего соотечественника и заявили, что у них достаточно своей земли. Только Симон де Монфор добавил к тому, чем уже обладал, титул виконта Безье и Каркасонского.
Сам граф Раймунд был заключен в тюрьму в Каркасоне и через три месяца умер. Говорили, что он был убит, но нет доказательств, что это преступление совершил де Монфор.
В 1216 г., когда папа Иннокентий III скончался, войны с альбигойцами еще продолжались. Новый папа Гонорий III был человеком менее одаренным, первоначальный энтузиазм крестоносцев стал иссякать, и жители юга Франции воспрянули духом. В это время они стали отвоевывать потерянные города. Через два года после кончины Иннокентия III де Монфору снова пришлось осаждать Тулузу, и он погиб под градом камней, обрушившихся на него со стен города. Ни он, ни Иннокентий не увидели завершения начатого дела. Но, начав альбигойские войны, оба они заложили основы инквизиции.
Иннокентия III называли величайшим из средневековых пап. Он был избран папой в 37 лет и, говорят, принял тиару неохотно. Однако известно, что это был очень амбициозный человек, и думаю, что эти мнимые колебания, о которых пишут католические писатели, говоря не только об Иннокентии, но почти о всех папах, вполне могли быть данью этикету. Можно вспомнить Юлия Цезаря, который трижды отвергал корону, хотя и стремился к высшей власти.
Иннокентий (Лотарио де Конти) был сыном графа Тразимундского и племянником Климента III. Возможно, уже с детства ему предназначалось высокое положение в церкви. Он процветал во время кратковременных понтификатов Люция II, Урбана III, Григория VIII и Климента III. Но при Селестине Лотарио пришлось уйти в тень, так как новый папа происходил из рода Орсини, враждебного роду его отца. Однако после кончины Селестина молодой человек был избран папой.
Удивительно, что избран был именно он, поскольку молодость в таких случаях не считалась достоинством. Было немало более подходящих по возрасту кардиналов, которые вполне могли выказать нежелание стать папой, если бы это им предложили, но на деле стремились к этому. Если их не избрали, то утешением им служила надежда на скорые новые выборы, поскольку обычно избирали пожилых пап. Иннокентий достиг этого в тридцать семь лет в силу своего характера. Его не стало в пятьдесят шесть лет, и его правление продолжалось долго.
