В сходных условиях военные пришли к власти в Бразилии, где их противниками оказались наследники величайшего популиста Жетулиу Варгаса (1883—1954)- В начале ig6o-x годов они симпатизировали левым партиям, поддерживали демократизацию, земельную реформу и не доверяли США. Слабые попытки бразильски ч повстанцев свергнуть военный режим в конце *9бо-х годов, послужившие предлогом для жесточайших репрессий, не причинили ему ни малейшего урона. Впрочем, с начала 1970-х годов военный режим стал менее жестким, и к 1985 году страна вернулась к гражданскому правлению. В Чили противниками военного режима стали объединенные левые силы—социалисты, коммунисты и другие «сторонники социального прогресса»; в европейской (и чилийской) традиции их принято называть «Народным фронтом» (см. главу в). Чилийский Народный фронт уже побеждал на выборах в 193о-е годы, когда Вашингтон был менее подозрителен, а в Чили как никогда были сильны конституционные устои. В 1970 году лидер блока Народного единства Сальвадор Альенде был избран президентом. Однако его правительство вскоре потеряло контроль над страной и в 1973 году было свергнуто в результате военного переворота—при поддержке или даже непосредственном организационном участии США. После этого Чили преврати-
470 Времена упадка
лось в обычное полицейское государство 19?о-х годов — с официальными и тайными казнями и террором, постоянными пытками заключенных и массовыми ссылками политических оппозиционеров. Генерал Пиночет оставался у власти 17 лет и проводил в стране либеральную экономическую политику, продемонстрировав, кроме всего прочего, что либерализм в экономике не обязательно сопровождается демократией в политике.
Военный переворот в революционной Боливии в 1964 году был также, по всей видимости, осуществлен при поддержке США. Америка, скорее всего, опасалась кубинского влияния в стране, где в ходе неудачного вооруженного восстании погиб сам Че Гевара. Впрочем, Боливию вообще невозможно контролировать с помощью армии. И все же военная диктатура продержалась там is лет, в течение которых сменяющие друг друга генералы все с большей благосклонностью поглядывали на наркобизнес. Хотя военный режим в Уругвае оправдывал применение пыток и казней, ссылаясь на хорошо организованное и влиятельное «городское повстанческое» движение, только популярностью левого народного фронта, составившего конкуренцию традиционной для Уругвая двухпартийной системе, можио было объяснить военный переворот 1973 года в этой единственной в Латинской Америке стране с прочной демократической традицией. Впрочем, ^фугвайцы остались верны своим демократическим принципам и после переворота, отклонив поставленную на голосование диктаторами антидемократическую конституцию. В 1985 году они вернулись к гражданской форме правления. !
Если в странах Латинской Америки, Азии и Африки повстанческие движения добились
значительных успехов, то в развитых странах они не имели никакого смысла. Однако повстанческие движения третьего мира породили большое число бунтарей, революционеров и диссидентов среди молодежи развитых стран. В1969 году журналисты сравнивали толпы молодежи на рок-концертах Вудстокского музыкального фестиваля с «армией отдыхающих повстанцев» (Chappie and Garofalo, 1977.- Р-144~)- Участники студенческих волнений в Париже и Токио как икону несли портреты Че Гевары. Его мужественное бородатое лицо и классический берет заставляли трепетать даже далекие от политики сердца деятелей контркультуры. Проведенный всемирным движением «новых левых» опрос показал, что ни одно имя (кроме имени философа Маркузе) не упоминалось в среде левых интеллектуалов так часто, как имя Че Гевары, хотя на демонстрациях представители левых партий развитых стран чаще скандировали имя вьетнамского лидера Хо Ши Мина («Хо Хо Хо Ши Мин»). Что еще (кроме борьбы за ядерное разоружение) могло сплотить радикалов в развитых странах, если не стремление поддержать повстанцев третьего мира и (как то было в СШ^ во время вьетнамской войны) нежелание воевать против них? Книга кубинского психолога, участника алжирского освободительного движения, «Униженные этой земли» приобрела огром-Третиймир и революция
ную популярность в среде интеллектуалов левого фланга, покорив их своей проповедью насилия как способа духовного освобождения угнетенных.
В целом образ смуглых партизан, сражающихся в тропических джунглях, в 1960-6 годы стал для радикалов развитых стран неотъемлемой частью, а может быть, и основным источником вдохновения. Упование на «третий мир», убеждение в том, что планета спасется через освобождение бедной аграрной «периферии», которую эксплуатировала и привела к «зависимости» так называемая «мировая система», получили широкое распространение среди левых в развитых странах. Если, как считали сторонники этой теории, причина всех несчастий лежит не в появлении современного промышленного капитализма, а в покорении в шестнадцатом веке стран третьего мира европейскими колонизаторами, то поворот этого исторического процесса в двадцатом веке даст слабосильным революционерам развитых стран шанс покончить со своей беспомощностью. Неудивительна популярность подобных взглядов среди американских марксистов, которые уж точно не могли осуществить социалистическую революцию в США своими силами.
III
В процветающих капиталистических странах уже и не вспоминали об осуществлении социальной революции путем классического восстания масс. И тем не менее на самом пике западного благополучия, в самом сердце капиталистического мира западные правительства неожиданно и без видимой причины столкнулись с необычным явлением. Это явление не только подозрительно напоминало старомодную революцию, но и в полной мере продемонстрировало слабость стабильных на первый взгляд режимов. В 1968—1969 годах по всему миру прокатилось но л на восстаний. Бунтовали в основном недавно вышедшие на политическую арену студенты: даже в небольших западных странах их было уже сотни тысяч, а вскоре это число возросло до нескольких миллионов (см. главу ю). К тому же существовали три политических фактора, из-за которых студенческие волнения оказались весьма эффективными. Во-первых, студентов было легко мобилизовать на огромных фабриках знания— университетах, которые к тому же оставляли им гораздо больше свободного времени, чем рабочим на гигантских заводах. Во-вторых, большая часть студентов обучалась в городах, а значит—перед глазами политиков и объективами прессы.
И наконец, в-третьих, студенты принадлежали к образованным классам, часто к состоятельному среднему классу и—практически повсеместно, но особенно в странах третьего мира—являлись также кузницей кадров для правящих элит своих стран. Поэтому решиться стрелять в студентов было несколько сложнее, чем в рабочих. Массовые акции протеста в 4 72 Времена упадка
Восточной и Западной Европе, даже уличные бои в Париже в мае 1968 года прошли практически без жертв. Властям не нужны были мученики. Там, где случались крупные избиения восставших— например, в Мехико в 1968 году, где, по официальным данным, во время разгона демонстрации армией было убито двадцать восемь и ранено двести человек (Gonzalez Casanova, 1975, vol. 2, p. 564),—вектор политики менялся навсегда.
