К тому же еще в это время были подведены итоги работы бедняцких коммун. Они были абсолютно отрицательны.
Ввиду таких печальных результатов первых опытов «коммунизации крестьянства» большая часть партии и руками и ногами стала открещиваться от коллективизации, видя в ней только вред.
Сталин понял, что стоит между двух огней. С одной стороны – еще неорганизованное крестьянство и «правая оппозиция» с ее учеными головами, с другой – леворадикальная рабочая оппозиция с его смертельным врагом Троцким во главе. Обе в их основах совершенно различные, но в способности к удару одинаково опасные. У него не было иного выбора. Он должен был решиться: или перейти на сторону крестьянства, или подчиниться желаниям рабочей оппозиции и прижать крестьян.
Сталин сознавал, что при наличии сильного крестьянства он не только не сможет удержать надолго свою личную власть, но и не сможет обеспечить проведение сверхиндустриализации, от которой зависела его конечная цель – победа мировой революции.
К тому же, исполнив желание Троцкого, он мог лишить своего опаснейшего врага всех его козырей. Он пошел по линии левой оппозиции. Он решил ударить по крестьянству.
В этот момент судьба послала ему готовый аграрный проект.
История этого проекта и его автора – немецкого ученого, знатока сельского хозяйства доктора Пюшеля – принадлежит к величайшим трагедиям, которые мне пришлось видеть в СССР. Яснее доказать разрушающую, пагубную сущность большевизма, который даже из сил, желающих добра, извлекает только зло, не может ничто, как эта история «плана Пюшеля».
Пюшель был одной из интереснейших личностей и, наверное, одной из умнейших голов между всеми иностранными спецами, работавшими в СССР. Несколько лет он работал в Сибири при секретаре областного комитета партии Сырцове как сельскохозяйственный эксперт и переехал вместе с ним в Москву, когда тот был назначен председателем Совнаркома РСФСР, в качестве его личного эксперта по сельскохозяйственным вопросам.
Доктор Пюшель, по возвращении его из Сибири, работал со мной рука об руку в иностранной секции и, как руководитель специальной группы сельского хозяйства, пользовался большим уважением. Во время этой совместной работы я познакомился с ним ближе.
Переселившись в Москву, Пюшель получил прежнюю квартиру Клары Цеткин в гостинице «Метрополь». Его пятилетный договор с советским правительством кончался, и он намеревался возобновить его.
К немалому моему удивлению я узнал от Пюшеля то, что почти не было известно общественности, а именно что коллективизация советского сельского хозяйства проведена по разработанному им когда-то плану, но как раз в обратном его проекту смысле.
Он показал мне целый ряд письменных работ, из которых явствовало, что он был действительно автором этого плана, по которому Сталин провел свою коллективизацию, после того как он его исказил по-своему. Его многолетняя работа в сельском хозяйстве в Сибири и его многочисленные поездки с целью исследования в важные в сельскохозяйственном отношении районы Союза привели Пюшеля к убеждению, что советское сельское хозяйство требует коренной реформы. По его мнению, доходность сельского хозяйства СССР могла бы быть значительно повышена, если бы удалось заменить устарелые методы хозяйства новыми, научно обоснованными.
По поручению Сырцова Пюшель в течение долгих месяцев работал над коренной реформой сельского хозяйства. Его руководящие указания вошли впоследствии в искаженном виде в генеральную линию и закладывались потом в качестве «научной мотивировки» в основу связанных с вопросами коллективизации решений и директив Компартии и Народного комиссариата сельского хозяйства.
Эта работа доктора Пюшеля подверглась той же участи, что и многие другие проекты и реформы, разработанные инспецами. Прежде чем она попала на заключение партийному руководству, она должна была пройти массу инстанций и при этом была не просто бессмысленно искажена, но и вывернута наизнанку.
Тогда как Пюшель предполагал лишь воспитать крестьянство в духе ведения современного и доходного земледелия и скотоводства и установить хорошо поставленный государственный контроль над реализацией урожаев, большевистскими владыками было совершено ужасное преступление. Они уничтожили ведущую и самую работоспособную часть крестьянства путем полного лишения собственности и поработили его коллективизацией.
Так научный труд всей жизни этого немецкого ученого, без его вины, был сделан исходным пунктом того огромного несчастья, к которому коллективизация привела русское крестьянство.
Свою идею Пюшель развивал в бесчисленных совещаниях и переговорах с лучшими советскими и иностранными спецами.
Однако руководящие мозги партийных и правительственных инстанций, против воли Пюшеля и его покровителя Сырцова, который был расстрелян осенью 1937 года, умудрились исказить всю его идею, сделать из нее ее противоположность.
Пюшель не мог и предполагать, что партийное руководство только того и ждет, чтобы найти какую-нибудь возможность, чтобы сломить крепнущее сельское хозяйство, и особенно ведущие его слои.
Вывернутый наизнанку проект Пюшеля дал, наконец, возможность тесно зажать в правительственные и партийные клещи сельское хозяйство и устранить с дороги опасных «кулаков» и «середняков».
Пюшель строил план на том, что к его проведению в первую голову должны быть привлечены лучшие силы деревни. К его крайнему смущению, как раз эти самые лучшие крестьяне, по сталинскому приказу, были причислены к «врагам народа» и «кулакам» и безжалостно изгнаны ГПУ из деревни.
Когда я познакомился с Пюшелем, коллективизация давно уже шла полным ходом. Он имел уже возможность убедиться в ужасных результатах проведения своего искаженного до неузнаваемости проекта. Он был в отчаянии оттого, что, как ему казалось, его план был неправильно понят.
Доктор Пюшель был тогда в состоянии страшного возбуждения и полного истощения. Он был подавлен судьбой русских крестьян, которые хотя и косвенно, но все же по его вине уже стали жертвами сталинской коллективизации. Поступавшие к нему ежедневно со всех сторон ужасные вести потрясали его. Он потерял свою жизнерадостность и желание работать.
Однако он не оставил надежды убедить руководителей советского хозяйства и ответственных партийцев в том, что проводимые меры абсолютно неправильны и вызовут как раз противоположность того, что он проектировал.
Он тщетно старался добиться отмены предпринятых мероприятий. Глядя на его глубокое горе, я решил доложить его мнение о настоящем смысле предложенного им плана коллективизации моему начальнику Серго Орджоникидзе.
В ближайшем заседании президиума ЦКК я высказал такие мысли, о которых вообще можно говорить только в самом тесном кругу.
Однако Орджоникидзе, обыкновенно охотно выслушивавший мои соображения, в самом строгом тоне сразу прервал меня и спросил, уж не принадлежу ли я к тем, кто осмеливается стать поперек дороги этому «величайшему плану Сталина».
Потом он стал приветливее и начал мне излагать свой взгляд на этот предмет: «Крестьяне – это самые страшные классовые враги. Это не повредит, если какие-нибудь 10 миллионов из них будут уничтожены. Пока мужик, наш смертельный враг, нас не проглотил, мы должны его навсегда как следует взнуздать. Коллективизация – это наше средство укротить мужика. Мы не успокоимся, пока последний мужик не войдет в наш колхоз или не будет навсегда обезврежен».
