9 августа 1937 г., Политбюро утвердило еще один приказ НКВД СССР — «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп»
[802]. Этот приказ определял порядок репрессий против так называемых «контрреволюционных национальных контингентов». Всего было проведено более десятка таких операций — против поляков, немцев, румын, латышей, эстонцев, финнов, греков, афганцев, иранцев, китайцев, болгар, македонцев. Особая операция проводилась против так называемых харбинцев (бывших работников Китайско-Восточной железной дороги, вернувшихся в СССР после продажи КВЖД в 1935 г.). Все эти категории населения рассматривались сталинским руководством как питательная среда для шпионажа и коллаборационизма. По поводу процедуры проведения национальных операций, важно отметить, что они не предусматривали какие-либо ограничения на аресты и расстрелы. Однако центр осуществлял своего рода «мягкий» контроль за этими операциями при помощи процедуры утверждения сводок приговоров, так называемых «альбомов», которые присылались в Москву за подписью начальника регионального управления НКВД и прокурора
[803].
Как свидетельствуют документы, после получения из Москвы лимитов на аресты и расстрелы по операции против «кулаков» и «антисоветских элементов» в областных и краевых управлениях созывались совещания начальников городских и районных отделов НКВД, на которых определялись конкретные задания. Первоначально для составления списков на аресты и расстрелы использовались картотеки учета «антисоветского элемента», о которых говорилось выше, или другие материалы. После ареста проводилось следствие, главной целью которого считалось выявление «контрреволюционных связей» арестованного и «контрреволюционных организаций»
[804]. Нужные следствию «показания» добывались разными методами, но чаще всего при помощи пыток. На основании полученных под пытками «показаний» производились новые аресты. Арестованные этой «второй волны» под пытками называли новые имена и т. д. Карательные операции, организованные таким образом, могли в принципе продолжаться до бесконечности и захватить в перспективе большинство населения страны.
Одновременно с массовыми операциями, составлявшими суть «большого террора», в 1937–1938 гг. продолжалась начавшаяся на предыдущих этапах чистка пограничных районов. Самой крупной была депортация более чем 170 тыс. корейцев с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан, осуществленная в сентябре-октябре 1937 г.
[805]
По мере выполнения планов, первоначально утвержденных Политбюро, местные управления НКВД, как и предусматривал приказ № 00447, начали запрашивать в Москве дополнительные лимиты на аресты и расстрелы, и, как правило, получали согласие
[806]. В результате к началу 1938 г. по приказу № 00447 было осуждено более 500 тыс. человек
[807]. Эти цифры значительно превышали предварительные лимиты, намеченные в приказе № 00447 (269 тыс.). Кроме того, закончился четырехмесячный срок, отведенные этим же приказом на проведение операции. Казалось, существовали все предпосылки для завершения массовых операций.
На этом фоне особый смысл приобретали политические сигналы из Москвы, поступавшие в самом начале 1938 г. 9 января Политбюро признало неправильным увольнение с работы родственников «лиц, арестованных за контрреволюционные преступления, лишь по мотивам родственной связи» и поручило прокурору СССР Вышинскому дать соответствующие указания органам прокуратуры
[808]. 19 января в газетах было опубликовано решение пленума ЦК ВКП(б) «Об ошибках партийных организаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по улучшению этих недостатков», призывающее внимательнее относиться к судьбе членов партии. Некоторые демонстративные шаги в связи с этими решениями были предприняты руководством Прокуратуры СССР и Наркомата юстиции
[809].
Истинный смысл этих политических маневров пока не вполне понятен. Нельзя исключить, что Сталин готовил в начале 1938 г. выход из чистки и январский пленум должен был дать соответствующий сигнал. В пользу такой версии свидетельствует, в частности, тот факт, что провозглашение окончательного завершения чисток в начале 1939 г. на XVIII съезде партии также проходило под лозунгом борьбы за внимательное отношение к судьбам коммунистов. В любом случае решения январского пленума 1938 г. не оказали никакого воздействия на ход массовых операций. Несмотря на огромный размах террора во второй половине 1937 г., в нарушение первоначальных планов о завершении операции против «антисоветских элементов» в 1937 г. чистку было решено перенести и на 1938 г.
Причины, по которым это произошло, пока точно неизвестны. Однако есть прямые свидетельства, что идея о продолжении массовых операций в 1938 г. пользовалась поддержкой со стороны Сталина. Например, 17 января 1938 г., когда должен был решаться вопрос о прекращении массовых операций, Сталин дал наркому внутренних дел Н. И. Ежову следующие директивы: «[…] Линия эсеров (левых и правых вместе) не размотана […] Нужно иметь в виду, что эсеров в нашей армии и вне армии сохранилось у нас немало. Есть у НКВД учет эсеров (“бывших”) в армии? Я бы хотел его получить и поскорее. Есть у НКВД учет “бывших” эсеров вне армии (в гражданских учреждениях)? Я бы хотел также получить его недели через 2–3 […] Что сделано по выявлению и аресту всех иранцев в Баку и Азербайджане? Сообщаю для ориентировки, что в свое время эсеры были очень сильны в Саратове, в Тамбове, на Украине, в армии (комсостав), в Ташкенте и вообще в Средней Азии, на бакинских электростанциях, где они и теперь сидят и вредят в нефтепромышленности. Нужно действовать поживее и потолковее»
[810].
