Несмотря на подобные увещевания, несколько месяцев спустя вспыхнул еще один конфликт, связанный с планами разделения ВСНХ на несколько наркоматов. Орджоникидзе был противником этого решения
[237]. Сталин и Молотов считали, что ВСНХ необходимо разделить. Проект постановления о реорганизации предложил Сталин. Орджоникидзе заявил об отставке и выдвинул какие-то обвинения против Молотова. В результате 23 декабря 1931 г. Политбюро одобрило следующее решение:
«а) Принять предложенный т. Сталиным проект постановления о перестройке работы хознаркоматов и передать для окончательного редактирования в комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Орджоникидзе и Кагановича. Созыв комиссии за т. Сталиным.
б) Предложение т. Орджоникидзе об его отставке отклонить.
в) Для рассмотрения заявления т. Орджоникидзе об его взаимоотношениях с т. Молотовым назначить специальное заседание Политбюро»
[238].
25 декабря 1931 г. Политбюро утвердило окончательную резолюцию о практической работе хозяйственных организаций, узаконившую раздел ВСНХ на три наркомата: тяжелой, лесной и легкой промышленности
[239]. Никаких сведений о специальном заседании Политбюро по поводу взаимоотношений Орджоникидзе и Молотова пока не выявлено. Скорее всего, конфликт был погашен в частном порядке.
Как видно из приведенных примеров, выступая арбитром в многочисленных ведомственных спорах между своими соратниками, Сталин в начале 1930-х годов во многих случаях предпочитал находить компромиссы. Очередной раз об этом свидетельствовал исход конфликта между В. В. Куйбышевым и наркомом путей сообщения А. А. Андреевым. 14 ноября 1932 г. Куйбышев обратился в Политбюро с запиской по поводу самочинного разбронирования угля по распоряжению заместителя наркома путей сообщения П. Б. Билика. Ссылаясь на рапорты секретаря Комитета резервов Н. Е. Зибрака и заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды, Куйбышев требовал от Политбюро наказать виновных в незаконном использовании угля, в частности арестовать ряд железнодорожных служащих и объявить строгий выговор Билику
[240]. Накануне рассмотрения вопроса в Политбюро Андреев обратился к Сталину со следующей запиской: «т. Сталин. Моему заму т. Билику выносится выговор не за что. Из запасов он топлива ни одной тонны не брал. Прилагаю его объяснения, которое я от него потребовал. Работник он довольно дисциплинированный»
[241]. Сталин, судя по ходу последующих событий, был склонен поддержать руководителей наркомата путей сообщения. Записку Андреева Сталин переправил Куйбышеву (в архиве секретариата которого она и сохранилась). Куйбышев предпринял дополнительное расследование. В ответ на оправдания Билика Зибрак подготовил новую справку, в которой доказывал, что разбронирование запасов происходило в одном случае по прямому приказу, а в другом — с ведома Билика
[242]. Несмотря на это, Политбюро, которое рассматривало вопрос 25 ноября, приняло компромиссное решение. Билику было указано на «незаконность распоряжения о разбронировании угля из фондов Комитета резервов без разрешения Комитета» и сделано предупреждение, «что в случае повторения таких незаконных действий» он будет привлечен к «строжайшей партийной и государственной ответственности». Наиболее сильно поплатились, как обычно, «стрелочники» — Политбюро утвердило арест ряда железнодорожных служащих и поручило ОГПУ «расследовать и привлечь к ответственности всех сотрудников НКПС и дорог, виновных в незаконном разбронировании фондов»
[243].
Несмотря на отсутствие ярко выраженной политической подоплеки, претензии соратников и постоянные конфликты в Политбюро представляли для Сталина значительную проблему. С одной стороны, закаленные борьбой и избалованные уступками, которые делал им Сталин в 1920-е годы, в период острого политического противостояния в верхушке партии, члены сталинского Политбюро и возглавляемые ими ведомства оставались препятствием на пути установления абсолютной диктатуры вождя. Члены Политбюро, возглавлявшие крупнейшие наркоматы и правительственные органы, как политические деятели фактически были продуктом сращивания высшего партийного и государственнохозяйственного руководства, что значительно увеличивало их реальное влияние. Ряд фактов позволяют также сделать предположение (которое, впрочем, нуждается в специальном изучении), что московские вожди обзаводились клиентурой из руководителей местных партийных организаций, государственных чиновников среднего уровня, которые нуждались в специальном покровительстве в центре. С другой стороны, обладая немалой самостоятельностью и весом в решении повседневных вопросов управления, члены Политбюро, отстаивая интересы своих ведомств, во многих случаях усугубляли разрушительные последствия политики «скачка». Постоянные требования увеличения разорительных капитальных вложений и заказов за границей, противодействие контролю над использованием выделенных средств и ресурсов и т. д. являлись фактором дальнейшего разгона форсированной индустриализации и умножения ее противоречий.
Бюрократизм, косность, неповоротливость и корпоративный эгоизм огромного партийно-государственного аппарата в значительной мере определил своеобразное разделение функций между Сталиным и его соратниками в Политбюро. Политическое лидерство Сталина в практике повседневного руководства страной все больше приобретало формы своеобразного арбитража в межведомственных столкновениях и конфликтах. Это еще больше укрепляло позиции Сталина, превращало его в особый центр власти, ответственный за соблюдение «общегосударственных интересов» и сдерживание ведомственных влияний. О стремлении самого Сталина играть именно такую роль свидетельствовали многочисленные выпады против бюрократизма, «героев ведомственности», «вельмож-бюрократов» и т. д., содержащиеся в его официальных речах и неформальных письмах соратникам. «Пусть ПБ и Секретариат ЦК возьмут под специальное и систематическое наблюдение и Наркомвод, и НКПС и заставят их работать. Оба наркома находятся в плену у своего аппарата, особенно Рухимович (нарком путей сообщений. — О. X.), бюрократическое самомнение которого является обратной стороной его отсталости и косности по части большевистской постановки дела в НКПС»
[244]. «Большевики не могут становиться на такой путь, если, конечно, не хотят они превратить нашу большевистскую партию в конгломерат ведомственных шаек»
[245]. «Скажите Постышеву, чтобы он не поддавался давлению вельмож-бюрократов, добивающихся орденов для своих дружков-собюрократов»
[246]. «Пора начать привлечение к ответственности руководства заводов, обязанных снабжать сталью автотракторные предприятия. Если Орджоникидзе станет скандалить, его придется заклеймить как гнилого рутинера, поддерживающего в Наркомтяже худшие традиции правых уклонистов»
[247]. «Боюсь, что, если издать такое постановление, затормозим работу промышленности минимум на полгода, так как уважаемые “большевики” забросят дело и истратят всю свою энергию на дело бесконечного пересаживания с места на место»
[248]. «Получил ответ […] насчет нефтеперевозок по Волге. Ответ — неубедительный. Видно, что составили его “ловкачи” из НКТП или Госплана, а вы по обыкновению “подмахнули”»
[249]. «Доколе будете терпеть безобразия в предприятиях НКснаба, особенно в консервных заводах? […] Почему не принимаете меры против НКснаба и Микояна? Доколе будут издеваться над населением? Ваше (т. е. ПБ) долготерпение прямо поразительно»
[250] «Очень плохо обстоит дело с артиллерией […] Серго надо вздуть за то, что он, доверив большое дело двум-трем своим любимчикам-дуракам, готов отдать в жертву этим дуракам интересы государства»
[251]. «Надо высечь НКИД за спячку, слепоту, близорукость»
[252] и т. д.
