Хотя Кирову, как свидетельствуют данные книги записи посещений кабинета Сталина, в 1934 г. приходилось бывать в Москве гораздо чаще, чем в предшествующий период
[478].
Компромисс по поводу нового назначения Кирова вполне соответствовал традиции разрешения такого рода разногласий, сложившейся в Политбюро в начале 1930-х гг. В этом смысле он может служить дополнительным подтверждением сохранения в Политбюро относительного статус-кво и в 1934 г. Косвенно об этом свидетельствуют также данные о посещении членами Политбюро кабинета Сталина
[479]. В 1934 г., как и в предыдущие три года, чаще и дольше других у Сталина бывали Молотов и Каганович. На третью строку в этом списке, прежде занимаемую Постышевым, вышел Жданов, сменивший Постышева на посту секретаря ЦК.
Имеющиеся факты не подтверждают экзотические версии об ослаблении власти Сталина накануне убийства Кирова, о нарастании оппозиционности по отношению к вождю ряда членов Политбюро. Все эти версии построены на вымыслах и сенсационных выдумках их авторов. Характерным примером является широко растиражированный рассказ о крупном скандале, якобы происходившем в Политбюро в сентябре 1934 г. Суть конфликта публикаторы этого мифа излагают следующим образом: «Политбюро приняло решение о крупной модернизации армии. Оно держалось в строжайшей тайне. И вдруг вскоре после этого поступили сведения, что иностранные разведки, а особенно германская, уже знают о принятом решении и усиленно добывают информацию о том, как она осуществляется. Тухачевский, который руководил модернизацией армии, дал задание выяснить, где произошла утечка сведений о наших секретных мерах. Оказалось, от самого… Сталина, который в полуофициальной беседе с чешскими представителями похвастался, что проводимая под его руководством реорганизация Красной армии не только поставит советские вооруженные силы на один уровень с европейскими, но и превзойдет последние. Он хотел приписать себе и заслуги модернизации. Узнав об этом, Тухачевский пошел к Куйбышеву. Тот позвонил Орджоникидзе. Услышав о поступке Сталина, Орджоникидзе коротко сказал: “Ишак” Он согласился с мнением Куйбышева, что вопрос о нетактичном поведении Сталина надо поставить на закрытом заседании Политбюро. Валериан Владимирович взял на себя подбор всех фактов, которые должны были быть поставлены в упрек Сталину.
Разговор Тухачевского с Куйбышевым и Орджоникидзе произошел в середине сентября 1934 г. В конце этого же месяца на закрытом заседании Политбюро Сталину пришлось не только выслушать много неприятных вещей, но и вдруг почувствовать некоторую шаткость своего положения. Если бы Молотов и Енукидзе не воздержались при голосовании и не выступил бы с примирительной речью незлобивый Калинин, Сталину могли бы даже объявить взыскание».
Как обычно в таких случаях, происхождение этой истории установить трудно. Публицист Н. А. Зенькович, из книги которого взята вышеприведенная цитата, глухо ссылается на писателя В. Карпова. Не исключено, что Карпов опирался на рассказы сына Куйбышева Владимира Валерьяновича, который опубликовал эту историю в своем выступлении в газете «Московские новости»
[480]. Живучесть подобного рода легенд в значительной мере предопределена тем, что они дают «простые» ответы на сложные исторические вопросы. Действительно, если скандалы, подобные описанному, имели место, то все известные события конца 1934 — начала 1935 г. выстраиваются в логичную цепочку: нападки членов Политбюро на Сталина — устранение нападающих (в декабре 1934 г. Кирова, в январе 1935 г. Куйбышева, в феврале 1937 г. Орджоникидзе). Возможно, пишет по этому поводу Зенькович, скандал сентября 1934 г. в Политбюро «ускорил ход дальнейших событий. После этого заседания Сталин, наверное, решил, что не стоит подвергать себя подобной опасности в будущем».
Как обычно, с легкостью растиражированная легенда не вызвала никаких вопросов у ее публикаторов. Между тем многие несуразности рассказа лежат, как говорится, на поверхности. Совершенно невероятным образом приплетен к истории Енукидзе, которого, и случись подобное закрытое заседание Политбюро, никто не допустил бы даже в прихожую зала заседаний. Только обладая значительной фантазией, можно вообразить то нечто особенное, что Сталин в принципе мог рассказать о модернизации Красной армии «чешским представителям». Может быть, он демонстрировал им чертежи или выдал дислокацию оборонных предприятий? Крайняя скупость легенды на подобные детали вовсе не случайна. Если довести этот миф до логического конца, то получится, что Сталина обвиняли в том, что он похвастался ростом боевой мощи советской армии, о чем и без того постоянно писали все советские газеты. Наконец, в силу малой осведомленности, авторы легенды не знали о графике отпусков членов Политбюро. А если бы знали, то, несомненно, «перенесли» бы «скандал» на другое время, потому что весь сентябрь (а также август и октябрь) Сталин находился в отпуске на юге
[481], откуда, кстати, писал своим соратникам строгие наставляющие письма
[482].
Реальный расклад сил в высших эшелонах политической власти в СССР в этот период был уже таким, что вовсе не Сталину приходилось оправдываться перед членами Политбюро, а членам Политбюро перед Сталиным. Кстати, не был исключением в этом смысле и Куйбышев. Например, в том же сентябре 1934 г., о котором идет речь в ранее упомянутой легенде, Куйбышев получил задание проконтролировать подготовку к полету стратостата «СССР-2». С часу ночи до шести часов утра 5 сентября он следил за заполнением оболочки стратостата водородом, которое закончилось неудачей — возник пожар и стратостат сгорел. Осознавая, что ответственность за этот провал так или иначе может быть возложена и на него, Куйбышев предпринял все необходимые в таких случаях бюрократические меры. В тот же день, 5 сентября, по требованию Куйбышева заместитель наркома обороны СССР М. Н. Тухачевский подготовил объяснительную записку на имя Сталина. В ней Тухачевский доложил, что комиссия, срочно созданная для расследования причин аварии, выдвигает версию воспламенения от электроразряда, возникшего в результате развертывания шелковой ткани оболочки, что ряд обстоятельств аварии остается невыясненным, и комиссия будет работать до 7 сентября
[483]. Куйбышев счел необходимым сопроводить записку Тухачевского, отправленную Сталину, своими комментариями. Он объяснил, что вместе со Ждановым на месте убедился в технической готовности к полету и всю ночь следил за заполнением оболочки. Предупреждая обвинения в спешке, Куйбышев писал, что полет в силу метеорологических условий можно было провести только 5 сентября или отложить на год. Заканчивалась записка Куйбышева характерным выводом: «В докладе т. Тухачевского, посылаемом мною Вам почтой, есть попытка (не Тухачевского) объяснить пожар электрической искрой, вызванной развертыванием шелковой ткани оболочки. Я в этом сомневаюсь и предполагаю вредительство. Производится строжайшее расследование»
[484]
