В совокупности все эти факты позволяют говорить о дальнейшем упрощении процедуры деятельности Политбюро, все большем превращении его из коллективного органа в придаток системы принятия решений, ориентированной на единовластие вождя. Такое положение не было особенностью 1934 г. В этот период в работе Политбюро лишь усилились тенденции, наметившиеся на предыдущем этапе.
Таким образом кадровая стабильность, сохранение прежнего распределения политических ролей и процедуры деятельности Политбюро позволяют предположить, что «потепление» 1934 г. не было результатом выдвижения на первый план каких-либо новых политических лидеров, а являлось следствием упрочения «умеренной» линии, признаки которой периодически обнаруживались и в предшествующие годы. Соответственно, правомерно предположить, что прежним остался и порядок инициирования «реформ». К рассмотрению конкретных примеров такого инициирования в 1934 г. мы приступаем далее.
Орджоникидзе и Молотов: корректировка второй пятилетки
Значительный материал о порядке принятия решений в высших эшелонах власти дает история утверждения второго пятилетнего плана (1933–1937 гг.)
[493]. Обстоятельства принятия на XVII съезде партии новых, более умеренных пропорций индустриального роста давно заставляют исследователей усматривать в этих событиях некий политический подтекст. Особое внимание в этой связи уделяется В. М. Молотову и Г. К. Орджоникидзе, заявления которых на съезде используются как аргумент в пользу версии о двух противостоящих «фракциях» — радикалов (Молотов) и «умеренных» (Орджоникидзе)
[494]
Как уже отмечалось в литературе, в связи с нарастанием экономического кризиса руководство страны с середины 1932 г. предприняло попытки сокращения размеров капитальных вложений
[495]. На этой почве обострились традиционные противоречия между хозяйственными наркомами (Орджоникидзе, Микояном и др.), с одной стороны, и руководством СНК (Молотовым) и Госплана (Куйбыше-вым), которые занимались распределением ресурсов, с другой. В этих столкновениях просматривалась одна устойчивая тенденция: наркоматы старались получить максимум капиталовложений, Госплан, поддерживаемый руководством СНК, пытался урезать капитальные вложения и требовал большей отдачи от существующих производственных фондов. В очередной раз это произошло при утверждении второго пятилетнего плана.
Показатели новой пятилетки, разрабатываемой в Госплане, на протяжении 1932 г. неоднократно уменьшались, так как реальное положение советской экономики не оставляло надежд на продолжение политики форсированной индустриализации. В декабре 1932 г. в аппарате В. В. Куйбышева был подготовлен проект резолюции к пленуму ЦК ВКП(б), которому предстояло подвести итоги первой пятилетки и наметить задания на 1933 г. и на вторую пятилетку в целом. В первоначальном проекте резолюции, в частности, говорилось: «[…] Пленум Центрального Комитета считает нужным определить ежегодный рост продукции промышленности в следующем пятилетии в размере 12–16 % вместо среднегодовых 20 % в первой пятилетке»
[496]. Этот проект рассматривался комиссией в составе Сталина, Молотова и Куйбышева, образованной решением Политбюро от 28 декабря 1932 г.
[497] Сталин внес в документ важную правку. Он, в частности, дописал новый подраздел под названием «От первой ко второй пятилетке», в котором идея снижения темпов получила идеологическое обоснование. Первый вариант нового подраздела содержал такие конкретные показатели: «а) Среднегодовой прирост промышленной продукции для второй пятилетки должен быть запроектирован не 21–22 %, как это имело место в первой пятилетке, а несколько меньше — примерно 14 %». Продолжая работать над текстом, Сталин исправил последние слова на: «Примерно 13–14 %»
[498]. В таком виде эта цифра вошла в резолюцию, одобренную пленумом ЦК ВКП(б) в январе 1933 г. Сталинская осторожность была результатом знаний о реальном состоянии выполнения первой пятилетки. Как уже говорилось ранее, провозглашенные цифры — стопроцентный рост индустриальной продукции между 1928 и 1932 гг. — были ложью. Реальные показатели были примерно вдвое меньше. Хотя мы не располагаем информацией о том, какими данными Сталин и его окружение оперировали в своем узком кругу, можно не сомневаться, что все они в той или иной мере знали о фальсификации лозунговых показателей выполнения пятилетки. Они знали и о катастрофическом положении с производительностью труда и качеством продукции, и о порче и омертвлении огромных ресурсов в незавершенных стройках и бесполезных импортных заказах. Правка Сталина фактически являлась признанием (подчеркнем еще раз: признанием, запоздавшим и оплаченным огромными жертвами) провала политики «индустриального скачка».
Опираясь на сталинские директивы, комиссия Госплана под руководством первого заместителя председателя Госплана В. И. Межлаука в мае 1933 г. предложила сократить среднегодовые темпы прироста промышленной продукции до 13 %, а производство чугуна (системообразующий плановый показатель в сталинской экономике) довести в 1937 г. лишь до 15 млн тонн
[499], вместо 17 млн тонн, которые предусматривались планами индустриального скачка уже к концу первой пятилетки. В этом руководители Госплана пытались заручиться поддержкой Сталина. 28 мая 1933 г. Куйбышев и Межлаук обратились к нему с письмом, обосновывая целесообразность установления 15-миллионной отметки для чугуна и соответствующих показателей для стали и проката. Они доказывали, что ориентация на выплавку 18 млн тонн чугуна, на чем настаивал НКТП, потребует дополнительных капиталовложений и предопределит ежегодный прирост продукции тяжелой промышленности на 16 вместо 14 %, принятых пленумом. «Ввиду того, что выплавка 15,2 млн т. чугуна и 11,6 млн т. проката удовлетворяет потребности других отраслей при заданном темпе их роста и что эта проектировка достаточно напря-женна с точки зрения нового оборудования, особенно в части стали и проката, Госплан просит разрешить вести дальнейшую работу над планом пятилетки на основе указанного лимита», — заключали свое письмо Куйбышев и Межлаук
[500].
