Короче говоря, репутация Антемия в империи была безупречна; он являлся настолько очевидным претендентом на восточноримский престол, что Лев и Аспар могли бы взяться за внимательное изучение колонки под названием «вакантные должности в Италии» в константинопольской «Таймс»
задолго до столь своевременной кончины Севера. Хотя они были рады отделаться от Антемия, это обстоятельство не повлияло на уменьшение объема той помощи, которую они намеревались ему оказать. Весной 467 г. Антемий прибыл в Италию во главе военного отряда, выделенного ему командующим римскими полевыми войсками в Иллирике (magister militum per Illyricum), Марцеллином
. Изначально Марцеллин был креатурой Аэция, а после его убийства взял всю эту область под свой контроль. Император Майориан утвердил его в должности, однако после смерти Майориана он предпочел обратиться в Константинополь, нежели к Либию Северу, за санкцией на продление срока его полномочий. Вот почему Марцеллин оказывал помощь Антемию с одобрения восточного императора Льва. Лев также обеспечил согласие Рицимера на возвышение Антемия, и их отношения были скреплены брачным союзом: как только Антемий прибыл в Италию, его единственная дочь Алипия вышла замуж за Рицимера. Соединив способности и происхождение с опорой на Запад (в лице Рицимера) и Константинополь, Антемий стал фигурой, призванной восстановить (если это вообще было возможно) политическую стабильность на римском Западе.
Антемий отправился в Италию с намерением заняться решением наиболее сложных проблем, с которыми столкнулась его новая империя. Во-первых, он быстро навел элементарный порядок в Трансальпийской Галлии. Трудно сказать, какая часть Галлии еще находилась в составе Западной империи в 467 г. На юге вестготы и, разумеется, бургунды признали власть Антемия; их земли номинально оставались в составе империи. Нам известно, что такие институты, как cursus publicus, еще сохранялись на этой территории. Как обстояли дела севернее, полной ясности нет. Римская армия на Рейне, или то, что от нее осталось, подняла мятеж после низложения Майориана, и часть этой группировки все еще составляла ядро полунезависимого объединения западнее Парижа. Беглецы из опустошенной войной римской Британии, по-видимому, тоже внесли свой вклад в образование нового мощного политического объединения в Бретани; наконец, отряды воинственных франков впервые показали свою силу на римской земле. В IV в. франки играли на северном участке границы по Рейну ту же самую роль, какую на южном рубеже играли алеманны. Наполовину независимые клиенты, они совершали набеги и торговали с Римской империей, а также в значительной степени обеспечивали личным составом имперские вооруженные силы; некоторые выдающиеся представители этой среды, такие как Баутон и Арбогаст, достигли высших командных постов в римской армии. Как и алеманны, франки представляли собой объединение более мелких групп, каждая из которых имела собственного лидера. К началу 460-х гг., когда римская власть в северных регионах прекратила свое существование, некоторые из этих предводителей вооруженных отрядов впервые начали действовать исключительно на римской стороне границы, продавая свои услуги, как кажется, по наивысшей цене
.
Ни одно из этих объединений в Галлии не являлось достаточно сильным, чтобы представлять собой непосредственную угрозу тому, что осталось от римского Запада, когда он был вдохновлен поддержкой Востока, и прибытие Антемия по крайней мере их всех умиротворило. Однако Галлия не была главной проблемой. Еще Майориан делал в этом регионе практически то же, что и Антемий, в плане привлечения симпатий и даже поддержки со стороны галло-римских землевладельцев. К примеру, галл Сидоний сыграл свою роль в захвате бургундами Лиона, и за это Майориан поначалу наказал его тем, что повысил для него ставку налоговых платежей. В ответ Сидоний послал императору сочиненную им поэму, в которой жаловался в вычурной и исполненной нарочитого самобичевания манере: «Ибо теперь мою словоохотливую музу заставил замолчать налог, и на смену строкам Вергилия и Теренция явились денарий и полденария, которые надлежит внести в казну» (Poem. XIII. 35–36). В итоге Майориан его простил, и, наряду со многими людьми своего круга, Сидоний пополнил ряды тех, кто поддерживал императора в Галлии. В письме, относящемся к тому времени, отражена обстановка веселого ужина, когда император вкушал пищу и обменивался шутками с Сидонием и его друзьями (Epist. I. 11).
Появление среди них заинтересованного в их поддержке Антемия привело к тому, что вереницы галло-римских землевладельцев потянулись ко двору и были приняты новым императором. Мы знаем, что cursus publiais все еще функционировал, поскольку Сидоний воспользовался им во время своего путешествия для встречи с Антемием, находясь во главе галльской депутации. Антемий любезно их принял. Сидоний сумел добиться расположения двух самых влиятельных сенаторов Италии того времени, Геннадия Авиена и Флавия Цецины Деция Базилия, и с их помощью получил возможность 1 января 468 г. произнести панегирик в присутствии императора (Epist. I. 9). В результате он был назначен Антемием на высокий пост городского префекта Рима. Освященный временем механизм работал исправно: помышляя о своей карьере, честолюбивые магнаты стремились к императорскому двору, чтобы в начале нового царствования предложить свои услуги и получить в ответ щедрое воздаяние
. Однако пустая возня вокруг властных полномочий в Галлии не могла внести даже минимального вклада вдело восстановления Западной империи.
Существовал лишь один план, который давал сколько-нибудь реальный шанс вновь вдохнуть жизнь в римский Запад; это был план отвоевания Северной Африки. Коалиция вандалов и аланов никогда не была принята в сообщество союзных Риму племенных объединений, первые признаки которого обозначились в середине V в. Договор 442 г., который признал завоевание этой коалицией Карфагена, был заключен в то время, когда дела у Аэция обстояли хуже некуда. Этот случай являлся исключительным в истории отношений вандалов и Римской империи, которые были проникнуты непримиримой враждебностью. Западная империя, как мы видели, начиная с 410-х гг. постоянно состояла в союзе с вестготами против вандалов и аланов; история последних после 450 г. тоже была исключительной. В противоположность вестготам или бургундам вандалы и аланы не присоединились к военной коалиции Аэция, которая воевала с Аттилой в Галлии в 451 г.; разумеется, их не привечали при дворе и не осыпали наградами в правление императоров Авита, Майориана и Либия Севера. Предводитель вандалов и аланов Гейзерих, безусловно, не являлся членом вышеуказанного сообщества, что самым ужасным образом доказал учиненный им разгром Рима при Петронии Максиме. Это событие отчасти было вызвано тем обстоятельством, что Максим аннулировал договор о браке сына Гейзериха, Гунериха, и старшей дочери Валентиниана III. После разграбления Рима в 455 г. вандалы продолжали тревожить своими набегами побережье Сицилии и острова в Средиземном море. Эти акции предпринимались главным образом ради наживы, однако у Гейзериха были еще и далеко идущие политические планы. Среди захваченной им в Риме добычи находились женщины из семьи Валентиниана III: его вдова Лициния Евдоксия и дочери, Евдокия и Плацидия. Евдокия была предназначена в жены старшему сыну Гейзериха, Гунериху. Вероятно, в 462 г. Евдоксия и Плацидия были отпущены в Константинополь, где Плацидия вышла замуж за римского сенатора по имени Аниций Олибрий, который прибыл в восточную столицу, спасаясь от римского погрома. После 462 г. Гейзерих намеревался сделать Аниция Олибрия наследником западноримского престола. С точки зрения вандала, было бы желательно, чтобы очередной западный император являлся свояком будущего короля вандалов: это был еще один путь к политическому признанию, к которому столь явно стремился Гейзерих
.
