Исчезновение институтов центральной имперской власти не везде произошло в один момент. По крайней мере в британских провинциях центральная римская власть окончательно прекратила свое существование в 410 г., тогда как определенный уровень провинциальной римской жизни сохранялся там, вероятно, на протяжении еще одного поколения, вплоть до 440-х гг. Североафриканские провинции (Проконсульская Африка, Бизацена и Нумидия) аналогичным образом отпали от империи в результате завоевания Карфагена вандалами в 439 г. Однако для большей части римского Запада конец наступил довольно стремительно. На момент прибытия императора Антемия из Константинополя в 467 г. Италия, почти вся Галлия, значительная часть Испании, Далмация и Норик все еще сохраняли политическую лояльность по отношению к центру. Одни области были более тесно связаны с Италией, чем другие, однако Антемия как правителя всерьез рассматривала обширная часть старой Западной империи, которая была почти такой же, что и 100 лет назад, во времена Валентиниана I. Спустя восемь лет связи распались, и Западная империя рассыпалась на множество независимых государств. Поскольку мне не хотелось бы включаться в давнюю игру по поиску одной-единственной даты исключительной важности, представляется важным рассмотреть фантастический калейдоскоп событий, свидетельствующих, как империя в течение неполных десяти лет из некой реальности превратилась в ничто. Иными словами, в действительности здесь имел место исторически важный процесс, кульминацией которого стало отстранение от власти в сентябре 476 г. последнего западно-римского императора.
Более того, важнейшая идея этой книги заключается в том, что в процессе развала Западной Римской империи просматривается некая закономерность, которая связывает окончательный крах империи с более ранними утратами территорий. Эта закономерность вытекает из сочетания трех линий аргументации.
Во-первых, вторжения 376 г. и 405–408 гг. являлись вовсе не случайными событиями, а двумя симптомами кризиса, порожденного все той же революцией в сфере геополитики: речь идет о возникновении гуннской державы в Центральной и Восточной Европе. В целом представляется бесспорной точка зрения, что появление тервингов и грейтунгов на берегах Дуная летом 376 г. имело своей причиной нашествие гуннов. То, что они вызвали еще и вторую волну вторжений примерно одно поколение спустя — нападение Радагайса на Италию в 405–406 гг., переправа через Рейн вандалов, аланов и свевов в конце 406 г., а вскоре после этого и движение на запад бургундов, — иногда постулировалось, однако никогда не являлось общепринятым мнением. Более полная картина возникновения в Европе гуннской державы, нарисованная в V главе, представляет собой серьезный аргумент в пользу данной точки зрения. В 376 г. отнюдь не наблюдалось, как обычно утверждается, продвижения больших масс гуннов на запад вплоть до дунайской границы. Что же касается следующего десятилетия, то вовсе не гунны, а готы являлись главными врагами римлян в этом регионе, тогда как около 395 г. гунны в основном дислоцировались ближе к Кавказу
. Примерно к 420 г., в самые последние годы, а может быть, и в течение большей части предыдущего десятилетия, они в массе своей обосновались в самом сердце Центральной Европы, на Большой Венгерской равнине. Ни один письменный источник не сообщает определенно, что гунны совершили это перемещение в 405–408 гг. и что это событие повлекло за собой вторую волну вторжений. Однако тот факт, что в 395 г. они все еще оставались близ Кавказа и что к 420 г. им пришлось бы каким-то образом переместиться на 1500 километров западнее, с большой долей вероятности свидетельствует о том, что события 405–408 гг. стали результатом второй стадии переселения гуннов. Итак, территориальный рост гуннской державы сам по себе является исчерпывающим объяснением 35-летнего периода непрестанных нападений на европейские границы Римской империи.
Во-вторых, приняв во внимание, что отрешение от власти Ромула Августула отделяет от последнего из этих вторжений около 65 лет, отметим два явления, тесно связанные между собой. Разнообразные кризисы, с которыми столкнулась Западная империя в те годы, представляли собой не более чем постепенно дававшие о себе знать политические последствия прежних вторжений. Ущерб, нанесенный западным римским провинциям перманентной борьбой с внешней агрессией, а также безвозвратные утраты территорий обусловили, как мы видели, ощутимое сокращение доходов имперской администрации. К примеру, вестготы между 408 и 410 г. причинили прилегающим к Риму областям столь тяжкий урон, что около 10 лет спустя эти земли все еще вносили в государственное казначейство лишь 1/7 своих прежних платежей. Аналогичным образом вандалы, аланы и свевы в течение пяти лет после 406 г. совершали опустошительные рейды по территории Галлии, еще до того как почти за два десятилетия большая часть Испании вышла из-под контроля со стороны центральной имперской власти. Хуже всего было то, что после этого вандалы и аланы перенесли свои операции в Северную Африку, захватив в 439 г. богатейшие провинции римского Запада. Каждая временная, как и безвозвратная, утрата территории означала сокращение имперских доходов, этой животворной крови государства, и уменьшала возможности Западной империи по финансированию своих вооруженных сил. Из Notitia Dignitatum мы узнаем, что уже к 420 г. Флавий Констанций компенсировал потери полевой армии, понесенные в ходе ожесточенной борьбы в течение предшествующих 15 лет, за счет гарнизонных войск, а не благодаря новым воинским наборам. Потеря доходов, поступавших из Северной Африки, усугубила затруднения администрации Аэция, предпринявшей ряд отчаянных попыток удержать на плаву западноримскую армию и империю
.
Как только Римское государство утеряло былую мощь и осознание этого факта утвердилось в умах, провинциальные элиты римских землевладельцев, в разное время в разных областях, столкнулись с новой, неудобной для них ситуацией. Истощение жизнеспособности Римского государства угрожало всему, что делало этих людей тем, чем они были. Поскольку их благосостояние зависело от земли, даже самым упрямым и наиболее лояльным землевладельцам не оставалось ничего другого, как осознать наконец, что лучше всего на пользу их интересам послужило бы приспособление к той новой власти, которая господствовала в их местности. Если учесть, что империя просуществовала 450 лет, а Восток продолжал оказывать помощь Западу, неудивительно, что упомянутым разрушительным процессам потребовалось время, чтобы сделать свое дело. На старых имперских территориях многие, как, например, галльские приверженцы Атаульфа в 420-х гг. или Сидоний в 450-х гг., быстро пришли к соглашению с готами или бургундами как автономными племенными объединениями в рамках единого Римского государства, которое все еще сохраняло военную силу и политическое влияние. Однако сменилось два или три поколения, прежде чем стало ясно, что это было лишь переходное состояние и что эволюция римского Запада неуклонно шла в направлении создания полностью независимых Готского и Бургундского королевств.
Третий ряд аргументов касается той парадоксальной роли, которую сыграли гунны в этих революционных событиях. В 440-е гг., в эпоху Аттилы, гуннские полчища прокатились по Европе от Железных ворот Дуная до Константинополя, Парижа и самого Рима. Эти подвиги снискали Аттиле бессмертную славу, однако его славное десятилетие явилось не более чем интермедией в драме гибели Западной Римской империи. Гораздо более значимым было косвенное воздействие гуннов на Римскую империю в предшествующие десятилетия, когда нестабильность, созданная ими в Центральной и Восточной Европе, вынудила различные варварские племена пересекать римскую границу. Хотя Аттила время от времени наносил тяжкие поражения имперским войскам, он никогда не угрожал безвозвратным отчуждением значительной части налогоплательщиков Западной империи. С другой стороны, те племенные группы, которые пересекали границу в кризисные ситуации 376–378 гг. и 405–408 гг., добивались именно этого. В течение жизни одного поколения до воцарения Аттилы гунны даже поддерживали существование Западной империи, препятствуя дальнейшим переселениям на ее земли после 410 г. и особенно помогая Аэцию отражать наиболее опасные вторжения германских племенных объединений, уже перешедших через границу. Вторым существенным вкладом гуннов в дело развала империи фактически стал сам феномен их внезапного исчезновения после смерти Аттилы в 453 г. Это была та соломинка, которая сломала хребет Западной империи. Ей, лишенной военной поддержки со стороны гуннов, не оставалось ничего другого, кроме как создавать такие политические образования, которые включали бы в себя хотя бы некоторые из варварских племенных объединений. Это обстоятельство повлекло за собой то роковое противостояние, в котором последние силы и средства, еще находившиеся в распоряжении Запада, были растрачены в бесплодных попытках собрать вокруг себя достаточное число сильных сторонников, чтобы обеспечить политическую стабильность. Однако к концу 460-х гг. самые амбициозные предводители варварских племенных объединений, особенно Эйрих, король вестготов, осознали: то, что называлось Западной Римской империей, теперь контролировало слишком небольшую территорию, чтобы помешать им основать собственные независимые королевства. Именно это обстоятельство и привело к стремительному распаду последних остатков империи между 468 и 476 г.
