Вокруг общественных зданий находилось множество частных домов. Некоторые из них, более крупные, обнаружили во время раскопок, несколько из них занимали большое пространство и отличались богатой многоцветной мозаикой, особенно «Дом греческого колесничего» и носящая поэтическое название «Вилла с частной баней». Но основная часть городских районов, где, видимо, проживало подавляющее большинство населения, не раскопана, и нам известно относительно немного «обычных» домов. Однако все говорит за то, что в Карфагене проживало порядка 100 тысяч человек — в IV в. больше было лишь население Рима и Константинополя, оно искусственно увеличивалось по причине поддержки продовольствием, которую оказывали их обитателям.
Общественные здания удовлетворяли многообразные культурные нужды
. Здесь исповедовались самые различные религии — от христианства в разных его формах до традиционных языческих культов со всякого рода восточными таинствами. И среди всего этого классическая культура. Например, Августин был латинистом высочайшего класса, который завершал свое образование в Карфагене. Он остался здесь для продолжения преподавательской карьеры, однажды одержав победу в состязании латинских поэтов. Награду ему вручил проконсул Африки Виндициан, сам человек большой учености, один из той группы тесно связанных между собой римлян, которые проводили короткий срок, обычно год, в качестве префекта города. (Наш старый знакомый Симмах исполнял эту должность в 373 г.) Такие события, как поэтические состязания, давали молодым честолюбивым людям возможность обратить на себя внимание наместника и использовать свою образованность и культурный уровень для продвижения в обществе. Покинув Карфаген, Августин приехал в Рим, а оттуда в Милан, ко двору Валентиниана II, окрыленный рекомендациями, которые обеспечили ему связи с такими людьми, как Виндициан и Симмах.
Карфаген IV в., таким образом, был крупнейшим культурным и, кроме того, экономическим центром Западной империи. Огромный и шумный, это был город, где стиснутые дома десятков тысяч простых людей являли резкий контраст с величественными общественными зданиями и особняками богачей. Но главное: много дававшая и мало требовавшая, Северная Африка была той курицей, которая несла золотые яйца для казны Западной империи.
«Последний истинный римлянин Западной империи»
Избыток налоговых поступлений из Северной Африки играл важную роль в подведении баланса империи. Без него Запад не смог бы содержать армию, достаточно мощную для того, чтобы оборонять другие, куда менее защищенные области. После смерти Констанция в 421 г. не только в Африке, но и повсюду на римском Западе иммигрантам предоставили полную свободу грабить где и что угодно. Франки, бургунды и алеманны совершали рейды через границу в Прирейнской области, что не облегчало ситуации; то же самое касалось ютунгов, действовавших в предгорьях Альп. На юге Франции восстали вестготы; их действия вызывали тревогу в главном административном центре области — Арле. В Испании на северо-западе активизировались свевы; их бесчинства затронули весь полуостров. С прибытием вандала Гейзериха в 430 г. на границу Нумидии над всей Западной империей навис дамоклов меч.
И здесь главный удар принял на себя последний великий герой Западной Римской империи V в. — Флавий Аэций. Как мы уже видели, он возвысился в 433 г., одержав окончательную победу в яростной борьбе, последовавшей за восшествием на престол Валентиниана III. Нам также известно, что в молодости он провел немало времени в качестве заложника у Алариха в период, предшествовавший взятию Рима, и у гуннов в 410-е гг.; завязавшиеся тогда отношения впоследствии оказались ему полезны: он договорился с гуннами о помощи после гибели узурпатора Иоанна, а затем они помогли ему нанести поражение его противнику Себастиану. Разумеется, его никогда не выбрали бы в заложники, если бы он не имел политических связей на весьма высоком уровне. Его отец Гауденций, подобно Флавию Констанцию, происходил из семьи римских военных, выходцев с Балкан, точнее, из провинции Малая Скифия в Добрудже (современная Румыния). В начале своей карьеры, отправленный ко двору правителя Восточной империи, он занимал ряд штабных должностей. Но в 399 г., в период правления Стилихона, мы видим его командующим войсками в Африке. Опять-таки, подобно Констанцию, он, по-видимому, был военным с Востока, обратившим на себя внимание своими выдающимися качествами и вставшим на сторону Стилихона после смерти Феодосия I. Затем Гауденций женился на очень богатой наследнице сенаторского италийского рода; вершиной его карьеры стало назначение на должность командующего полевой армией в Галлии (magister militumper Gallias) в конце 410-х гг. Там он погиб во время событий, связанных с узурпацией (возможно, имевших отношение к узурпации Иоанна в 420-х гг.).
Сам Аэций также сделал военную карьеру, но возвысился до куда больших высот. Хотя он никогда не был императором, его можно назвать Октавианом своего времени. Достигнув власти, он показал себя искусным политиком и сделал многое для восстановления благосостояния империи. Его современник, некий Ренат Фригерид, в отрывке, дошедшем до нас благодаря Григорию Турскому, так описывает этого человека:
«Он был среднего роста, крепок, хорошего сложения, т. е. не хилый и не тучный; бодрый, полный сил, стремительный всадник, искусный стрелок излука, неутомимый в метании копья, весьма способный воин и прославлен в искусстве заключать мир. В нем не было ни капли жадности, ни малейшей алчности, от природы был добрым, не позволял дурным советчикам уводить себя от намеченного решения; терпеливо сносил обиды, был трудолюбив, не боялся опасностей и очень легко переносил голод, жажду и бессонные ночи»
.
Искусство в управлении конем и обращении с луком он, вероятно, также приобрел в то время, когда жил у гуннов, и он использовал оба свои умения, как и другие описанные выше качества, трудясь над исполнением своего великого плана: делом всей его жизни стало объединение империи Октавиана для следующего поколения.
Когда в 433 г. Аэций наконец установил свой контроль над Западной Римской империей, почти десятилетний паралич центральной власти оставил заметный след на всех ее территориях. Каждая из групп иммигрантов на западных и приграничных территориях, не подчиненных имперским властям, использовала открывшиеся возможности, чтобы укрепить свои позиции; так же поступали и те, кто находился вне границ империи. Кроме того, как уже было после пересечения Рейна, волнения, вызванные появлением иммигрантов, побудили местные римские общины к попыткам узурпации. В Северной Галлии, в особенности в Бретани и в ее окрестностях, зачинщиками раздора стали так называемые багауды. Зосим упоминает другие группы с таким названием, пребывавшие в предгорьях Восточных Альп в 407–408 гг.; Гидаций сообщает в своей «Хронике», что они появились в Испании в начале 440-х гг.
. Историки с давних времен горячо обсуждают вопрос о том, что собой представляли эти люди. Сам термин восходит к III в., когда их именовали «деревенщиной и бандитами». Историки марксистской ориентации неизбежно видели в них революционеров, чья деятельность была связана с возникавшей время от времени волной народного протеста против неравенства, существовавшего в римском мире; по их мнению, они появлялись на сцене в периоды ослабления контроля со стороны центра. Конечно, багауды действительно появлялись в основном там, где контроль центра слабел из-за враждебных действий варваров, но сведения об их социальном составе не всегда свидетельствуют о том, что среди них были революционеры. Легкая нажива — это по определению то, что становится главным соблазном для смутьянов. Иногда те, кого именовали багаудами, представляли собой обычных бандитов. К примеру, те, что находились в Альпах в 407–408 гг., угрожали насилием и требовали денег у отступавшего через их территорию тогдашнего римского полководца. Но багаудами, по-видимому, именовали и группировки самозащиты, имевшие целью сохранить общественный порядок в местах своего проживания, куда более не могла дотянуться длинная рука государства. В 410-е гг. Арморика уже получила независимость, стремясь урегулировать беспорядки; позднее нечто подобное происходило в Испании
.
