Это был как раз район, в центре которого находился городок Ниско и который планировался Айхманом под будущее еврейское государство.
В начале октября первые транспорты уже выехали в район Ниско. В них насчитывалось около 4000 чешских и австрийских евреев. Туда же отправили строительные материалы и инженеров. Вслед за ними последовали 6000 евреев из Вены и Моравской Остравы, а затем еще 87 000 из так называемых воссоединенных областей. Поезда шли один за другим, увозя изгнанных из своих жилищ людей навстречу неизвестности.
Адольф Айхман видел себя уже в качестве губернатора будущего еврейского государства, повелителем еврейских поселенцев на Востоке. Но ему пришлось столкнуться с реальной действительностью. «Каждое учреждение старалось вмешаться в еврейские дела, что даже считалось хорошим тоном», — отмечал впоследствии Айхман.
Одним из первых «вмешавшихся» был генерал-губернатор Польши Ханс Франк, которому не понравилось, что ему одному приходится принимать переселенцев-евреев. К тому же снабжение населения продовольствием было очень непростым делом. Проекты Гейдриха и Айхмана расшатывали экономику генерал-губернаторства. 12 февраля 1940 года он выехал в Берлин и пожаловался Герингу на хаос, который был вызван переселением евреев. Его протест имел свои последствия. Геринг приказал приостановить транспортировку евреев. С марта направление евреев в Польшу могло осуществляться только с разрешения Франка, на что он соглашался редко. Планы Айхмана рухнули 13 апреля 1940 года. Барачное строительство для евреев в Ниско прекратилось.
Вместо этого плана в СД возник еще более фантастический. Во время французской кампании у нацистских дипломатов появилась мысль переселить всех евреев из Европы на восточноафриканский остров Мадагаскар. Одним из идеологов этого плана стал советник посольства Франц Радемахер, руководитель еврейского реферата в министерстве иностранных дел. Он предлагал включить в мирный договор с Францией пункт о передаче Мадагаскара Германии. После выселения оттуда всех французов там можно было бы создать гетто для четырех миллионов европейских евреев.
Айхман подхватил эту идею и подготовил экспертную документацию, которая была одобрена Гиммлером и Гейдрихом. Вместе со своим другом Раяковичем Айхман съездил в тропический институт в Гамбург, где поинтересовался климатическими особенностями острова. Более того, он послал своего сотрудника Теодора Данэккера в парижское министерство по делам колоний, чтобы просмотреть там весь имеющийся материал по Мадагаскару. Углубившись в изучение истории, Айхман вычитал, что целый ряд французских политиков, начиная с Наполеона и кончая тогдашним французским министром иностранных дел Бонне, вынашивали мысль о переселении евреев на Мадагаскар.
Министериальрату Бернхарду Лёзенеру, сотруднику министерства внутренних дел, Айхман изложил план транспортировки около шести миллионов евреев Европы после окончания войны на Мадагаскар в течение последующих пяти лет, естественно, не только на немецких кораблях. Лёзенер записал: «Евреи на острове должны хорошо трудиться. Руководство производством и торговлей будут осуществлять организации, которые должны находиться под немецким контролем. Там возникнут чисто немецкие и чисто еврейские предприятия. Центральная фактория и эмиссионно-валютный банк будут немецкими, еврейскими же — биржа труда и продукционные товарищества».
И снова Айхман увидел себя генерал-губернатором нового еврейского государства. Даже Гитлера захватила эта идея и он сказал Муссолини при встрече 18 июня 1940 года: «Думаю, что на Мадагаскаре можно, пожалуй, создать израильское государство».
Но и на этот раз земля ушла, как говорится, из-под ног Айхмана. Он понял, что подошел критический момент и настала пора расстаться с мечтами. Мадагаскарский план завершил эсэсовскую политику, направленную на переселение евреев.
Диктатор принял решение приступить к осуществлению того, о чем откровенно сказал чехословацкому министру иностранных дел 21 января 1939 года: «Евреи у нас будут уничтожены».
Буквально через неделю после этого он изрек ближайшему своему окружению:
«Если дело дойдет до войны, то ее результатом будет не большевизация мира и не победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе».
Стало быть, Адольф Гитлер еще тогда был готов уничтожить целый народ. Когда им был отдан приказ на окончательное решение еврейского вопроса, точно неизвестно, так как это не нашло своего отражения ни в одном из документов.
Как бы то ни было, Геринг 31 июля 1941 года дал указание Гейдриху «представить ему срочно проект организационных и материальных мероприятий по окончательному решению еврейского вопроса». Тем не менее все говорит о том, что Гитлер отдал свой приказ значительно раньше.
Историк Хельмут Краузник пишет по этому поводу: «Вполне очевидно: чем более у Гитлера вызревал план разгрома Советского Союза, последнего вероятного противника на Европейском континенте, тем отчетливее у него формулировалась мысль окончательного решения еврейского вопроса — истребления евреев на подвластных ему территориях. Видимо, в марте 1941 года, когда он решил расстреливать комиссаров Красной Армии, он и отдал приказ о ликвидации евреев».
Об этом же свидетельствует и тот факт, что 3 марта 1941 года, давая указания генералу Альфреду Йодлю, начальнику оперативного отдела штаба верховного главнокомандования вермахта, о предстоящей войне против Советского Союза, Гитлер впервые сказал, что на рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера будет возложена задача по уничтожению еврейско-большевистского руководства на Востоке: «Еврейско-большевистская интеллигенция, — заявил он, — угнетавшая до сих пор народ, должна быть устранена… В первую очередь речь идет о большевистских лидерах и комиссарах — по возможности уже в прифронтовых тылах действующей армии… О необходимости создания на освобожденных территориях органов рейхсфюрера СС в дополнение к полевой жандармерии необходимо переговорить с ним самим».
Пока, как мы видим, речь шла о ликвидации еврейско-советского руководства, поскольку по нацистской логике большевизм был не чем иным, как проявлением иудаизма.
Так, шаг за шагом диктатор возлагал на членов «черного ордена» роль массовых убийц. Круг его жертв все расширялся. За партийными функционерами последовали интеллигенты, затем чиновники всех рангов и партизаны, а в конечном итоге дело дошло до каждого еврея.
Военные тут же вступили в переговоры с рейхсфюрером СС, передавая ему исполнение черновой работы, которая не должна была затрагивать права вермахта. 13 марта генерал-квартирмейстер сухопутных войск генерал-майор Эдуард Вагнер обсудил с Райнхардом Гейдрихом предстоящее сотрудничество на Востоке. Предварительно было принято решение об использовании оперативных групп полиции безопасности и СД, как и в польской кампании.
Нерешенным остался только вопрос, в какой степени эти оперативные группы будут подчиняться действующей армии. Гейдрих уполномочил шефа гестапо Мюллера провести переговоры с командованием сухопутных войск, но тот повел себя слишком высокомерно. Переговоры зашли в тупик. Кроме того, генералам было необходимо прийти к согласию и по вопросам сотрудничества с полицейским аппаратом, поскольку Гитлер 30 марта на совещании в имперской канцелярии в присутствии 200 генералов и старших офицеров вермахта заявил, что предстоящая военная кампания будет самой ожесточенной и варварской в истории. Диктатор кричал в своей обычной манере: «Большевизм равнозначен социальной преступности. Поэтому нам придется отойти от понятия солдатского товарищества. Комиссары и гэпэушники — преступники и обращаться с ними необходимо как с таковыми».
