18 марта был вынесен приговор: «По делу генерал-полковника в отставке барона Вернера фон Фрича суд верховного главнокомандующего вермахта… на основании разбирательства постановил: признать его по всем пунктам обвинения невиновным».
Гиммлер и Гейдрих ушли в глухую оборону, ожидая, что вермахт разыграет теперь свою козырную карту. Но генералы молчали. Лишь Хосбах с Канарисом подготовили «предложения», которые армия должна была представить Гитлеру. В них говорилось:
«А. Реабилитировать генерал-полковника барона фон Фрича в глазах общественности, поскольку причина его отставки была широко опубликована прессой. Б. Произвести необходимые изменения в руководстве гестапо. В первую очередь речь идет о Гиммлере, Гейдрихе, Йосте, Бесте, Майзингере, Фелинге и некоторых других».
Но генералы их не поддержали. Бек, прочитав «предложения», положил их в свою папку: в результате кризиса Бломберга-Фрича спинной хребет руководства вермахта был в политическом смысле сломан. К тому же Гитлер совершил упреждающий маневр: он созвал группу генералов и реабилитировал Фрича, естественно, не возвратив его на военную службу, но назначив почетным шефом 12-го артиллерийского полка, которым он когда-то командовал.
Гиммлер же приказал расстрелять шантажиста Шмидта, наложил дисциплинарное взыскание на инспектора Фелинга и перевел его на малозаметную должность. Принимавшего участие в расследовании дела Фрича комиссара Эберхарда Шиле уволили из гестапо. Майзингера перевели в 1939 году в оккупированную Польшу.
Гиммлеру потребовалось довольно-таки продолжительное время, чтобы оправиться от фиаско в деле Фрича. Не забывал он и упреков со стороны руководства вермахта в свой адрес. Поэтому когда стало рассматриваться дело одного из фюреров СС в связи с выдвинутым против него обвинением со стороны вермахта, он приказал группенфюреру СС Шреккенбаху, занимавшемуся этим вопросом: «Расследуйте все и очень основательно, чтобы меня снова не упрекнули в некорректном отношении к вермахту».
Свое участие в афере Фрича Гиммлер всячески отрицал, утверждая, что стал жертвой недобросовестных и ни на что не пригодных чиновников. Хауссер по этому поводу заметил: «А ведь мы ему тогда поверили».
Рейхсфюрер СС следил с некоторой опаской за тем, чтобы в адрес вермахта со стороны СС и полиции не поступало никакой критики. Нападки на армию он не позволял даже на секретных совещаниях с руководством СС. Когда бригадефюрер СС Лео Петри представил ему в январе 1939 года тезисы своего доклада на предстоявшем совещании группенфюреров СС в Берлине, в котором упоминалась афера Бломберга-Фрича, Гиммлер зеленым карандашом повычеркивал эти места, а на титульном листе написал: «Докладывать в таком духе нельзя». Вот некоторые примеры его правки. У Петри было сказано: «Вермахт по отношению к СС стал несколько уступчивее и сговорчивее». Корректура Гиммлера: «…стал относиться с большим пониманием». Фразу Петри: «Вермахт попытался военизированные подразделения спецназначения СС во что бы то ни стало ликвидировать, либо подчинить себе…» Гиммлер заменил словами: «Вермахт попытался не допустить создание этих спецподразделений, а в случае их появления, подчинить своему командованию».
Шеф полиции безопасности Гейдрих также не избежал нервного потрясения. Об этом писала впоследствии Лина Гейдрих. Ведь ее муж знал то, что впоследствии ускользнуло от внимания историков: полицейский аппарат в результате аферы Бломберга-Фрича был ослаблен. Вообще-то эта афера завершила переход Адольфа Гитлера к тотальной диктатуре, но в отношениях между полицейским аппаратом и вермахтом ничего не изменилось. Новое командование вермахта по-прежнему относилось к СС враждебно. Пожалуй, даже конфликт между ними усилился. Противник Гейдриха Канарис и начальник его отдела зарубежной разведки и контрразведки подполковник Ханс Остер все в большей степени проникали в область политики, мешая гестапо и полиции безопасности действовать решительно в отношении некоторых лиц, враждебно относившихся к режиму.
Даже всегда и во всем поддакивавший Гитлеру генерал Кейтель, начальник штаба верховного главнокомандования вермахта, считал своим долгом препятствовать проникновению полицейского аппарата в военную сферу. Начальник генерального штаба Гальдер
[122], заменивший генерала Бека после аферы с Фричем, как-то упрекнул Кейтеля за то, что тот всегда принимал сторону Гитлера. Со слезами на глазах Кейтель взмолился: «Гальдер, ведь я же делаю это только для вас. Поймите меня правильно!»
Райнхард Гейдрих хорошо знал, что его власть не безгранична. Поэтому он старался добиться еще большей ее централизации и устранения всего, что этому мешало. Потеря гестапо своего престижа весною 1938 года и кризис доверия СД побудили Гейдриха разработать новый план, по которому обе части его системы контроля должны были стать единым целым. Он стал вынашивать идею объединения СД и гестапо в единой службе имперской безопасности.
Нужно сказать, что и у Гиммлера еще летом 1938 года возникла мысль об объединении СС и полиции в едином аппарате — «объединенном охранном корпусе национал-социалистского рейха». При этом рейхсфюрер СС предусматривал два параллельных процесса слияния: сотрудники полиции общественного порядка должны были вступить в общую СС и образовать в крупных населенных пунктах эсэсовско-полицейские подразделения. Сотрудникам же полиции безопасности предстояло влиться в партийные организации СД. Этим целям служили и некоторые мероприятия, осуществленные им ранее. Так, осенью 1936 года руководителей эсэсовских округов назначили инспекторами полиции безопасности и СД. В конце 1937 года они же стали высшими представителями СС и полиции своих округов.
Им вменялось в обязанность в случае проведения мобилизации возглавить все подразделения СС, полиции безопасности и полиции общественного порядка.
Гиммлеровский план создания государственного охранного корпуса грозил ликвидировать самостоятельность СД. Намерение разрешить вступление сотрудников полиции на службу безопасности означало приход в нее прежде всего сотрудников гестапо, являвшихся до последнего времени основными конкурентами СД.
Вместе с тем новые сотрудники получили бы звания, соответствующие их полицейским должностям, без прохождения необходимой служебно-должностной карьеры. Так, обер-секретарь уголовной полиции автоматически становился унтерштурмфюрером СС, криминальрат — гауптштурмфюрером СС, а регирунгсдиректор — штандартенфюрером СС. К тому же приход новичков неминуемо привел бы к монополизации гестаповцев: резервы-то у них оказались бы значительные. Из 607 сотрудников гестапо в середине 1935 года только 244 были эсэсовцами, а к началу войны из 20 000 — лишь 3000 были членами СС.
