Два крупнейших вызова свободе Афин знаменуют его карьеру – вторжение персов и Пелопоннесская война. Чтобы воевать с Ксерксом, Формион был слишком молод, а чтобы и далее участвовать в сражениях со спартанцами, скоро будет слишком стар. Ему противостояли непокорные западники, всегда готовые всадить нож в спину союзники, коринфские колонисты, а он даже не мог испытать себя в борьбе с главными противниками города. Раньше его дарования впустую тратились на второстепенных направлениях, в боях где-то вдали от Афин, а теперь, когда город особенно нуждался в способных военачальниках, могло получиться так, что из-за опалы он вернется в город, когда будет слишком поздно.
Однажды на его ферме, пройдя разоренными полями, появились несколько мужчин. Это были не афиняне, а акарняне – союзники из отдаленных краев, нуждающиеся в поддержке Афин. На второе лето войны, когда чума положила конец боевым действиям афинского флота в Пелопоннесе, в море вышли более сотни судов противника. Коринфяне и другие союзники Спарты высадились в Акарнании и других союзных Афинам территориях. Представлялось очевидным, что на будущий год пелопоннесцы вернутся и доделают то, с чем не успели справиться нынче, – помешать им может только афинский флот.
Во главе его акарняне видели Формиона, считавшегося у них героем с тех самых давних пор, когда, прибыв с тридцатью триерами, он штурмовал захваченный противником город и вернул его законным хозяевам. Местные жители даже называли своих сыновей в честь героя-освободителя. В конце лета посланники, проделав опасный путь, достигли Афин, затем лишь, чтобы узнать, что нужный им человек пребывает в изгнании. Вот они и пересекли всю Аттику и пришли сюда, в надежде убедить Формиона забыть об Афинах и отправиться с ними на запад в качестве вольнонаемного стратега или, если угодно, почетного гостя, который возьмет в свои руки судьбу их родного города. Если Афинам Формион не нужен, то он нужен Акарнании.
Формион отклонил предложение, заявив, что ему стыдно предстать перед воинами обесчещенным должником. Нельзя сказать, что этот ответ был вполне искренен: в неожиданном предложении гостей Формион увидел нечто вроде рычага, с помощью которого можно заставить собрание пересмотреть его дело. Становиться на склоне лет наемником где-то в диких краях западной Греции ему совершенно не хотелось. Время утекало, а Формион еще мог послужить городу.
Тем временем в Афинах развернулась активная кампания в поддержку Формиона – возможно, просто потому, что на него возник спрос в других частях Греции. Чтобы освободить его от уплаты штрафа, собрание прибегло к уловке. Ввиду приближающихся празднеств граждане постановили поручить Формиону убранство храма Диониса. Для покрытия расходов ему будут переданы из общественных фондов сто мин серебра. Естественно, Формион немедленно направился в комиссию по расследованию и выплатил эти деньги в качестве штрафа, а затем обвел бога Диониса вокруг пальца, подсунув ему в дар какую-то дешевку. Этот сюжет отозвался в строках комедии безымянного драматурга:
И молвил Формион:
«Три слитка серебра я дам!»
Но лишь один явил – из чистого свинца.
Получив долг и сняв опалу, собрание вновь избрало Формиона стратегом. Ему было поручено возглавить операцию по защите интересов Акарнании и других западных союзников Афин. Базироваться эскадра будет в Навпакте, приморском городке, переданном в управление дружественных Афинам мессенцев еще во время пелопоннесской экспедиции Толмида. Здесь у Формиона будет возможность запереть Коринфский залив с обеих сторон, не позволяя кораблям противника выйти в открытое море, а сицилийским и итальянским транспортным судам с зерном войти. Противостоять ему будет объединенный флот спартанских союзников из ста кораблей, сформированный в начале нынешнего года. А в его распоряжении сколько будет? Двадцать. Это самое большее, что может ему предоставить собрание после чумы.
В первый год Пелопоннесской войны афиняне имели в своем распоряжении 180 кораблей; во второй, даже несмотря на чуму, – 150; а сейчас, на третий год войны, – всего 20, меньше, чем авангард афинского флота в годы его расцвета. Но во главе его стоял Формион, и это повышало шансы на успех даже при столь малом количестве. Флагманским судном станет «Парал» – гордость афинского флота.
Еще зимой Формион вышел из Пирея и повел свой маленький отряд вокруг Пелопоннеса к Навпакту. Город выходил на юг, расположившись по овалу бухты – крайнего западного ответвления Коринфского залива. Со склонов невысоких гор на плоский, поросший камышом берег стекали холодные ручьи. На западе берег загибался длинным пальцем в сторону Пелопоннеса, словно стараясь дотянуться до противоположной стороны залива. Мыс на кончике этого пальца прикрывал узкий вход в залив. Жители Навпакта, мессенские изгнанники, оказали Формиону и его людям самый теплый прием. Для двадцати судов места в бухте хватало, но не больше. Городские укрепления обрывались у самого берега, соединяясь с приморскими сооружениями и замыкая, таким образом, полный оборонительный круг.
Зима и весна прошли спокойно. Но где-то в середине лета в Навпакте почти одновременно появились два гонца – и оба с дурными вестями. Из Акарнании доносился вопль отчаяния: спартанский адмирал Кнем каким-то образом обошел поставленный Формионом заслон, высадился на сушу и собирается атаковать те самые города, которые его, Формиона, прислали оборонять. А из сообщения второго гонца следовало, что из Коринфа и других пелопоннесских городов вот-вот выйдет в море крупный отряд кораблей.
Формион встал перед дилеммой. Без его помощи Акарнания может пасть. Он и так уже подвел своих товарищей, позволив спартанцам перехитрить себя. Но главная-то его задача – блокировать пролив. Не приходится сомневаться в том, что флот, снаряженный морскими городами – союзниками Спарты, координирует свои действия с действиями адмирала Кнема. Столь близкое схождение двух операций во времени наталкивало на мысль, что Формиона хотят выманить из Навпакта. В надежде, что спартанцы, прежде чем продолжить наступление, дождутся подкреплений, Формион заявил явно разочарованному посланцу из Акарнании, что не может покинуть свой пост.
Ждать афинянам долго не пришлось. Через несколько дней появились военные суда противника, курсирующие в западном направлении вдоль противоположного берега. Формион немедленно скомандовал отплытие и повел все свои двадцать триер на юг. При наблюдении с более близкого расстояния обнаружилось скопление сорока семи триер в сопровождении небольшого вспомогательного отряда. Быстроходных триер было всего несколько, остальные – войсковые транспортные суда. Вступать с ними в бой в заливе Формион не собирался, просто проследил, как они проходят между мысами, направляясь с западной стороны в открытое море. В тот вечер пелопоннесская эскадра стала на якорь у Патр. Поразмыслив, Формион решил не возвращаться и разбил лагерь на противоположном от противника берегу: не исключено, что пелопоннесцы попытаются ночью пересечь пролив. Так оно и получилось.
За несколько часов до рассвета афиняне снова вышли в море, на ощупь прокладывая себе путь в темноте на юг. Было безветренно, поверхность спокойная. Впереди слышались звуки приближающихся кораблей. Но противник уже понял, что ему готовится встреча. Еще до первого столкновения пелопоннесцы выстроились колесом (киклос) – точь-в-точь как греки у Артемисия, где подобное построение принесло столь впечатляющий результат. Транспортные суда образовали широкий круг, выставив наружу тараны и прикрывая таким образом вспомогательные суда – так собаки окружают стадо овец. Внутри круга также покачивались пять быстроходных триер, готовых атаковать афинян в случае попытки прорыва.
