Зима в Катане прошла в изготовлении кирпичей и железных крюков. Афиняне готовились блокировать Сиракузы и с суши и с моря. Одновременно Никий вел тайные переговоры с проафински настроенными сиракузцами, склоняющимися вроде к тому, чтобы открыть городские ворота; правда, для начала им надо было убедить остальных, что сопротивление бесполезно. В предвидении помощи изнутри, а также сражений, подобных только что выигранному, афинские стратеги рассчитывали на быстрое завершение своей миссии.
Но прошел год, а никакой победы добиться все еще не удавалось. Никий направил в Афины еще один отчет уже из нового лагеря, разбитого на сей раз на берегу самой бухты. Противостояние продолжалось, а надежды на успех не прибавлялось. Теперь Никий остался в одиночестве – Ламах погиб в бою, когда афиняне переместили флот под Сиракузы и устроили там постоянную базу. Как это будет еще не раз случаться в ходе сицилийской экспедиции, победа обернулась для афинян скорее убытком, чем прибылью. Безвременная смерть ветерана, этого простого и прямодушного человека, отрицательно сказалась на моральном духе афинского воинства. Что же касается Никия, то он никогда особенной энергией не отличался, а тут еще его сильно донимала прогрессирующая болезнь почек. Оправдывая свои неудачи, он писал в Афины о трудностях, с которыми сталкиваются экспедиционные силы:
«Сначала наш флот находился в превосходном состоянии: крепкие тимберсы, экипажи в отличной форме. Но теперь, после продолжительного плавания, тимберсы прогнили, а люди устали. На берег для просушки и уборки суда мы вытащить не можем, потому что у врага их столько же или даже больше, чем у нас, и в каждый момент надо быть готовым к нападению. Мы видим, как противник маневрирует, инициатива на его стороне. Более того, сушить палубы спартанцам проще, чем нам, ведь блокаду-то мы поставили, а не они».
Пришлось Никию признаваться и в полном провале дипломатических усилий. Появление афинской армады сплотило Сицилию как ничто другое, ведь точно так же объединило некогда греческие города-государства вторжение Ксеркса в Аттику. Столкнувшись со все умножающимися силами противной стороны, Никий умолял собрание отозвать флот или хотя бы его лично в связи с болезнью. В попытке как следует встряхнуть сограждан и заставить их отказаться от иллюзий легкого завоевания Сицилии он писал, что победа при Сиракузах может быть одержана лишь в том случае, если собрание снарядит новую экспедицию, не менее мощную, чем первая, и в смысле количества кораблей, и в денежном выражении.
Но подобно выступлениям против Алкивиада на тех давних дебатах, когда собрание решало, ввязываться Афинам в новый конфликт со Спартой или нет, и на этот раз послание возымело эффект, противоположный ожидаемому. Из Афин Никию поступило распоряжение оставаться во главе экспедиции. Одновременно было обещано прислать весной подкрепление. Не мог город отказаться от предприятия, в которое вложил уже столько средств и от которого в немалой степени зависел его престиж в мире. Во главе новой эскадры собрание поставило Демосфена, одного из героев Пилоса, и Эвримедонта, ветерана первой, десятилетней давности, афинской экспедиции в Сицилию.
Под конец второго года войны, когда Никий переписывался с собранием, сиракузцы снарядили посольство в Спарту. В поддержку их просьбы о помощи выступил Алкивиад. Дабы у спартанцев не оставалось сомнений относительно размаха имперских замыслов Афин, он раскрыл стратегический план, по которому нападение на Сиракузы является лишь составной частью. После завоевания Сицилии и Италии афиняне, по его мнению, намереваются высадиться на африканском побережье и взять Карфаген. Италийский лес пойдет на строительство нового, еще более мощного флота, а экипажи составятся из представителей воинственных иберийских племен. Обладая такими силами, Афины предполагают блокировать Пелопоннес, нанести поражение Спарте и распространить свое владычество на все Средиземноморье. Для противостояния этим захватническим планам, убеждал спартанцев Алкивиад, необходимо направить в Сиракузы своего военачальника.
На эту роль был выбран некто Гилипп, человек жесткий и не лишенный дарований стратега. Сразу по прибытии в Сиракузы он одержал несколько убедительных побед на суше, чем завоевал уважение и доверие горожан. Узнав, что Афины снаряжают новую эскадру, Гилипп решил, опережая прибытие подкреплений, нанести предупредительный удар. На протяжении минувших двух лет войны Сиракузы не решались бросить вызов афинянам на море. Никий расположил свои суда на противоположной от главной военной базы Афин стороне Большой бухты, на глубоко вдающемся в море участке каменистой земли под названием Племмирий («Морское течение»). Находясь здесь, афиняне блокировали вход в бухту, который с суши прикрывали три крепостных укрепления. Гилипп был преисполнен решимости потеснить противника с этой благоприятной позиции. Для этого он намеревался использовать сиракузский флот в качестве приманки, отвлечь таким образом силы афинян, а тем временем нанести удар с суши.
Однажды ранним утром афиняне с удивлением увидели, что к Племмирию стремительно приближаются восемьдесят сиракузских кораблей. Впервые за последние два года вновь сформированной великой армаде предстояло наконец принять морской бой. Афиняне немедленно разделились на две части – двадцать пять быстроходных триер пошли навстречу сиракузцам, оставшиеся тридцать пять блокировали вход в Малую бухту со стороны открытого моря. Началось сражение на два фронта с превосходящими силами противника. Гоплиты, остававшиеся в наземных укреплениях, двинулись к побережью, готовые вступить в бой в том случае, если экипажи судов противника высадятся на сушу.
Завязался бой, в котором обе стороны стояли до последнего. Мало-помалу афиняне подавались назад, но тут-то и начала сказываться неискушенность сиракузцев в морском деле. Оказавшись перед открытыми водами, их корабли рассеялись, боевой порядок утратил стройность; воспользовавшись этим, афиняне перешли в контрнаступление и погнали противника обратно к городским стенам. В ходе преследования они потопили одиннадцать сиракузских судов, сами же потеряли всего три. Водрузив на островке памятный знак в честь победы, афиняне засобирались назад, в Племмирий. Но было уже поздно. Пока они вели бой на море, Гилипп со своими воинами подошел из глубины и занял все три форта.
Растерянным и безрадостным победителям не оставалось ничего, как вернуться на западный берег, где стояла лагерем афинская армия. Она понесла тяжелые потери, ведь наряду с фортами Гилипп захватил мачты и паруса быстроходных триер, а также большинство военно-морских складов. Достались противнику и деньги на продовольствие, хранившиеся в деревянных сундуках. Сиракузцы немедленно разослали в разные стороны военные отряды в поисках поддержки со стороны других городов. Обнаружив в южной Италии корабли с провизией для афинян, а на берегу запасы древесины, на которые рассчитывал Никий для ремонта своих триер, они суда потопили, а дерево сожгли. Водным путем Никий теперь ничего не получит для своего флота.
Тем временем Большая бухта, что ни день, становилась ареной морских сражений. Вынужденные в условиях беспрерывных стычек придумывать все новые ходы, обе стороны демонстрировали недюжинную изобретательность и инженерное искусство. По распоряжению Никия афинские инженеры, вогнав в податливую землю длинные деревянные колы, превратили открытый берег, на котором лагерем стояли войска, в искусственный затон. А когда выяснилось, что береговые укрепления не обладают достаточной прочностью, на том же месте установили пустые корпуса грузовых судов с их швартовыми палами из железа или свинца. Если сиракузская триера попытается пробиться через эту преграду, тяжелая металлическая тумба опустится и пробьет дыры в ее корпусе, и та потонет.
