Помимо того, афиняне превратили один из самых вместительных своих транспортных кораблей в плавучую крепость с деревянными башнями и щитовым прикрытием. Этот левиафан, на котором столпились лучники и метатели дротиков, протащили к самому городу. Далее афиняне осуществили рискованную операцию, поставив заградительный обстрел метательными снарядами, позволивший прикрыть нанятых за деньги ныряльщиков, прыгающих в воду с маленьких лодок. Их задачей под водой было либо вытаскивание из грунта, либо подпиливание деревянных кольев, с помощью которых сиракузцы рассчитывали укрепить стоянку собственных кораблей.
Жители Сиракуз, впрочем, тоже не дремали. Убедившись, что на море противник имеет преимущество, они позаимствовали у коринфян позднейшие новшества и изменили конструкцию своих триер. Дабы противопоставить нечто маневренности афинских кораблей, они укрепили носовую часть длинными деревянными балками. Помимо того, сиракузские корабелы срезали узкие бивни своих таранов, превратив их в некое подобие свиных рыл, только из прочного дерева. Теперь у сиракузцев появилась возможность атаковать противника с носа, сметая непрочные гребные рамы и выводя из строя верхние ряды гребцов. А тут уж, лишив афинян подвижности, можно атаковать их на маленьких лодках, забрасывая беззащитных гребцов дротиками.
В ходе этих столкновений чаша весов начала постепенно клониться в сторону спартанцев. В конце концов из Афин прибыло долгожданное подкрепление – семьдесят три полностью укомплектованные триеры под командованием Демосфена и Эвримедонта. И все равно афинянам никак не удавалось перехватить инициативу. Через несколько дней после прибытия Демосфен умудрился проиграть ночной бой на высотах к северо-западу от города. После этой неудачи он категорически заявил, что, пока не поздно, от этой долгой и дорогостоящей военной экспедиции нужно отказаться. Эвримедонт поддержал его. Вдобавок к сухопутным и морским поражениям в многолюдном лагере пошла лихорадка – рядом были болота, а жара стояла немыслимая.
В донесениях собранию Никий продолжал смутно намекать на то, что проафинская партия внутри Сиракуз скоро откроет ворота в город. Но и он в конце концов согласился снять осаду, правда, при том условии, что на него не ляжет никакой ответственности. С максимально возможной скрытностью экипажи начали готовить суда к отплытию; гоплиты тем временем грузили утварь и продовольствие. Выходить решили ночью, в середине месяца, когда полнолуние позволит рулевым безопасно вывести суда из Большой бухты.
Дождавшись в назначенный день заката, афиняне смотрели, как над выходом из бухты из-за горизонта постепенно поднимается луна. За два часа до полуночи, однако, наступило полное лунное затмение. Над Большой бухтой сомкнулась непроглядная тьма, и афиняне сочли это дурным предзнаменованием. Охваченные ужасом, они отказались от своих планов, по крайней мере сегодня. Увы, среди афинских военачальников не было своего Перикла, который мог бы растолковать небесную механику затмений. Никий, человек в высшей степени суеверный, обратился к своим предсказателям. Те объявили, что до следующего полнолуния, отделенного от нынешнего момента девятью днями по три раза, никаких действий предпринимать нельзя. Охваченный религиозным ознобом, Никий скомандовал отбой.
Задолго до конца месяца сиракузская эскадра нанесла новый удар. В жестокой схватке афиняне потеряли множество судов, погиб стратег Эвримедонт. Сиракузцы задумали вообще покончить со всем афинским флотом, для чего спустили на воду старый транспортный корабль, набили его хворостом и просмоленной древесиной и подожгли. Ветер понес корабль-костер в сторону скопления триер, но каким-то невероятным усилием афинянам удалось уйти от огня.
Теперь, впервые после начала войны, сиракузцы могли свободно курсировать по Большой бухте. Вскоре афиняне отметили появление у противника признаков необычной активности. У входа в бухту скапливалось множество старых грузовых кораблей и небольших суденышек. Иные становились на якорь, другие жались один к другому, связываясь цепями или канатами. Постепенно формировался целый барьер из кораблей. Афинский флот оказался в ловушке. В соответствии с указаниями, полученными еще до лунного затмения – а их и до сих пор никто не отменял, союзники перестали снабжать афинский лагерь в Сиракузах провизией. В такой ситуации даже здоровые скоро начнут падать от голода. Никий и Демосфен думали теперь только об одном – как вырваться из мышеловки, как преодолеть барьер.
В конце концов было решено объединить все оставшиеся силы и дать последний бой. В случае удачи афиняне прорвутся в открытое море – к свободе. Проиграют – сожгут уцелевшие триеры и уйдут сушей. У них еще оставалось достаточно здоровых гребцов и воинов, чтобы полностью укомплектовать 110 триер. Теперь мастерам оставалось выковать когтеобразные крюки, с помощью которых можно зацепить вражеский корабль и не дать ему отойти после удара тараном. Потом за дело возьмутся лучники и копьеносцы, гоплиты же вступят в рукопашную. Лишь в такой примитивной тактике стратеги усматривали единственный шанс на спасение.
По плану Никий должен был остаться на берегу, возглавляя оборону лагеря. Что касается больных и раненых, а счет их пошел на тысячи, то им надеяться было не на что. Морем ли уйдут товарищи, сушей ли, их в любом случае бросят на произвол судьбы. Прозвучали речи и молитвы, были принесены жертвы богам, и Демосфен двинулся с остатками армады в сторону барьера. Не успели афиняне приблизиться к нему, как со всех сторон Большой бухты на них обрушились суда противника, числом около сотни. Носовая часть их была защищена растянутыми поперек шкурами. Оказывается, лазутчики донесли сиракузским военачальникам о приготовленном афинянами сюрпризе, и они таким образом рассчитывали защитить деревянные борта своих судов. «Железным пальцам» никак не ухватиться за шкуру, они просто скользят по поверхности.
Передовым афинским триерам удалось уйти от удара и прорваться к барьеру. Экипажи отчаянно пытались перерезать канаты, удерживающие корабли противника на месте. Но не успели – сзади всей тяжестью навалились основные силы сиракузцев. Выбора не оставалось – пришлось принять бой. Засыпав афинян градом стрел и копий, противник оттеснил их от барьера. Потеряв тридцать триер, остатки афинской эскадры оторвались-таки от сиракузцев и направились к берегу. Поражение оказалось таким тяжелым, что афиняне даже не выслали вперед гонца с просьбой о дозволении подобрать мертвых и умирающих.
И лишь двое стратегов не расставались с мыслью о победе на море. Исходя из того, что даже изрядно потрепанная афинская эскадра численно превосходит противника, Демосфен и Никий велели своим измученным и деморализованным людям подняться на борт и приготовиться к новому бою. И тут экипажи взбунтовались. Бессильные что либо противопоставить этому массовому протесту, стратеги пошли на попятную. Отход сушей начнется в предрассветные часы, еще в темноте.
Но тут, в этот критический момент, вдруг возник проблеск надежды. Из города доносились звуки шумного веселья. Это сиракузцы, почти все до единого, праздновали одержанную победу. Ну а если воины противника перепились или думают о чем-то другом, выходит, уйти можно незаметно. Увы, как минимум один сиракузец оставался трезвым. Это был Гермократ, неукротимый патриот, с самого начала возглавивший сопротивление афинянам. Отлично понимая, что ночью они могут ускользнуть, он пытался, без всякого, впрочем, успеха положить конец попойке и танцам. Человек осторожный и изобретательный, Гермократ выработал план, который не позволит афинянам уйти. Некогда Фемистокл ложным сообщением заманил персидский флот в пролив Саламин. Почему бы теперь не попробовать таким же образом ввести в заблуждение самих афинян?
