А в конце концов выяснилось, что никаких действий, направленных на свержение олигархического режима в Афинах, от флота и не требуется. Судьбу совета 400 решило поражение на море. Вражеский флот угрожал афинским укреплениям на острове Эвбея. На помощь вышла поспешно сколоченная эскадра; у входа в бухту Эретрии она потерпела позорное поражение (необъяснимое промедление спартанцев сразу после этого успеха перейти в наступление против Афин позволило Фукидиду назвать их «самым удобным противником, о каком афинянам можно только мечтать»). Этот провал вполне обнаружил беспомощность олигархов в военно-морском деле. А тот, кто не может владычествовать на море, не способен и руководить Афинами. Граждане стихийно собрались на Пниксе и единодушно проголосовали за прекращение полномочий совета 400. Революция закончилась.
Алкивиад переключил свое внимание на персов. Царь царей собирал крупную эскадру финикийских триер, которая должна была выйти на помощь спартанцам. Тиссаферну было поручено проследить за соединением спартанских и персидских сил на реке Эвримедонт. Намереваясь расстроить этот план, Алкивиад стремительно бросился туда же. Никто не знает и никогда не узнает, каким образом ему удалось заморочить голову своему закадычному дружку, но, так или иначе, все у него получилось. На глазах у разъяренных спартанцев Тиссаферн остановил только что прибывшую эскадру и отправил обратно в порты ее приписки Тир и Сидон.
Своим спасением Афины обязаны Алкивиаду, и только ему, однако, вернувшись на Самос, пышного приема он не встретил. В его отсутствие театр войны резко переместился в сторону Геллеспонта. Возмущенный поведением Тиссаферна вновь назначенный спартанский адмирал Миндар последовал призыву более надежного персидского сатрапа Фарнабаза развернуть военные действия в северных водах. Объединив усилия, спартанцы и персы рассчитывали взять под контроль торговый морской путь, которым доставляется зерно, и заставить Афины сдаться под угрозой голода. Следом за спартанцами на север двинулся весь афинский флот. Закрепившись на сей раз в Сесте, афиняне рассчитывали перехватить спартанцев близ Абидоса, на южном берегу Геллеспонта. Фрасибул со товарищи уже успел одержать побе-ду у мыса Киноссема («Собачья могила»). Теперь, предвидя новое морское сражение, стратеги с обеих сторон, афинской и спартанской, рассылали повсюду гонцов с просьбами о подкреплении. Алкивиад быстро снарядил восемнадцать триер и отплыл на север.
Морские пути необычно опустели: все суда, вплоть до последней галеры, отправились в Геллеспонт. Во время ночных остановок афиняне выяснили, что следуют по пятам за спартанской эскадрой с Родоса, направляющейся на соединение с основными силами флота спартанцев. Эскадра эта опережала их на один день пути. Солнце уже клонилось к закату, когда передовой отряд афинян приблизился к входу в Геллеспонт. Никаких кораблей вокруг не наблюдалось, но повсюду были видны следы большого сражения: щепки, весла, человеческие тела. При повороте в канал все открылось как на ладони: бой был в полном разгаре, суда на полном ходу врезались друг в друга, и трудно сказать, на чью сторону клонится победа. Алкивиад подошел вовремя.
Увидев вновь прибывших, и спартанцы, и афиняне заметно приободрились. И те и другие верили, что это их корабли и их люди. И лишь когда Алкивиад развернул свой пурпурный флаг, все стало на свои места. Афиняне, которым приходилось туго, взорвались радостными криками, спартанцы и их союзники стали готовиться к атаке с фланга. Миндар разместил сиракузский контингент слева от себя в самом конце линии своих судов. Алкивиад с кровожадным удовлетворением набросился на них, рассеивая ряды противника и гоня его к берегу. Остальных ждала та же участь. Не имея возможности пробиться к своей базе в Абидосе, они образовали из кораблей нечто вроде барьера, прикрывающего путь к побережью, где сухопутные силы смогут отразить нападение афинян.
Подошли на подмогу и персидские всадники во главе с сатрапом Фарнабазом, бросающимся в глаза своей большой диадемой персидского вельможи. Теперь он собственными глазами наблюдал сомнительные результаты своего участия в морском предприятии спартанцев. Но Фарнабаз был не из тех, кто отступает и сдается даже в самые критические моменты. В героическом порыве он вырвался на своем жеребце вперед, призывая спартанцев и персов последовать за ним и отогнать афинян подальше от берега. Этот маневр – наряду с поднявшимся ветром – отвлек афинян, вовсю крушивших корабли Миндара. Тем не менее им удалось отвести к Сесту не только тридцать триер противника, но и собственные корабли, захваченные спартанцами в начале сражения. Алкивиад вместе с другими стратегами отпраздновал свою вторую победу, на сей раз при Абидосе.
Зиму Алкивиад вместе со спутниками провел, прочесывая Эгейское море на предмет сбора денег и кораблей. К началу весны удалось собрать эскадру из восьмидесяти шести триер, расположив ее у входа в Геллеспонт. Наконец-то благодаря ветрам, рассеявшим спартанские подкрепления, и победе в сражении афиняне стали численно превосходить противника. Вместе с Алкивиадом их силами командовали Фрасибул и Ферамен, молодой стратег, недавно направленный сюда из Афин. Пока все трое составляли план дальнейших действий, пришло сообщение: Миндар и спартанцы захватили город Кизик на южном берегу Мраморного моря.
Афинянам был хорошо известен этот преуспевающий город, издавна находящийся в союзе с Афинами. Расположен он был на узком перешейке, соединяющем побережье Малой Азии с большой каменистой косой, глубоко вдающейся в море. Спартанский флот расположился в Кизикской бухте, замкнутом водном пространстве, ограниченном с суши песчаными склонами перешейка. Алкивиад решил начать с захвата города, а уж потом, лишив спартанцев базы, дать в удобное для афинян время и удобном для них месте морской бой. И далее, когда спартанцы потеряют флот, вернуть себе Византий и Босфор, восстановив, таким образом, контроль над торговыми путями, ведущими из Черного моря в Эгейское.
Главное теперь – скрытность. Узнай Миндар об истинной численности афинской эскадры, его бы ни за что не выманить в открытое море. Вот и стал афинской флот ночным существом, которое днем спит, а передвигается только под покровом темноты. В первую ночь афиняне пошли вверх по Геллеспонту, не видимые для засевших на стенах Абидоса спартанских наблюдателей. На вторую вышли из пролива и двинулись Мраморным морем в сторону острова Проконнес, лежащего к северу от Кизикской бухты. Об этих маневрах противник так ничего и не узнал – афиняне приняли на вооружение действенную тактику Алкивиада, который брал под арест любого незадачливого путника, оказавшегося на свою беду на его пути, – так что, добравшись до цели, они задержали все местные суда в порту Проконнеса. Алкивиад даже велел глашатаю объявить, что всякий, кто попытается перебраться на азиатский материк, будет подвергнут смертной казни.
На третью ночь Алкивиад собрал своих людей и накануне завтрашних испытаний обратился к ним с пылкой речью. Столкнуться предстоит с тем же, что выпало на долю сограждан, остановивших некогда персов в заливе Саламин: бессонная ночь, подготовка, а утром наступление хорошо отдохнувшего противника. Не умолчал Алкивиад и о том, что у афинян нет ни драхмы денег, в то время как спартанцы пользуются безмерной щедростью персидского царя. «И если вы хотите переломить ситуацию, – продолжал Алкивиад, – надо быть готовым справиться с любыми препятствиями: вражеским флотом, воинами, укрепленными городами, военными базами. Вам предстоит биться на море, на суше, на стенах». Другой стратег взывал бы к патриотическим чувствам и благородным побуждениям. Но Алкивиад интуитивно нашел единственно верный тон. Такую речь мог бы произнести вожак пиратов.
