Держась как можно дальше от берега, Конон прошел мимо мыса Абарнис, где Лисандр оставил корабельную оснастку. И это была большая удача, дар небес, можно сказать. Афиняне бежали столь поспешно, что поставить мачты и развернуть паруса у них просто не оставалось времени, а долго в море без них не продержишься. Путь же предстоял не близкий. Высадившись на ровный берег, люди Конона быстро похватали то, что столь щедро оставили им спартанцы.
Здесь же Конон пересел на «Парал». Пиратский корабль с Милета – почтовое судно Лисандра, несущее весть об одержанной триумфальной победе в Спарту, скоро окажется у афинян за кормой. А когда о катастрофе у Козьей реки станет известно всем, для Конона и его спутников не останется ни одного безопасного порта. Выйдя из Геллеспонта, Конон в поисках убежища от спартанцев, да и гнева соотечественников повел свой маленький отряд в южные воды. Ему совершенно не хотелось кончать свои дни с чашей цикуты в руках. Но у командира «Парала» был свой священный долг сообщить о случившемся собранию. Расставшись с Кононом невдалеке от Трои, он продолжил свой путь в Афины через Эгейское море в одиночестве.
Годы спустя молодой Ксенофонт, ученик Сократа, вспоминал, как была воспринята в городе весть о поражении:
«“Парал” подошел к Афинам ночью. Новость передавали из уст в уста, слышался всеобщий стон, он зародился в Пирее, затем отозвался эхом в Длинной стене, наконец достиг города. В ту ночь не спал никто. Люди оплакивали павших, но еще больше – собственную судьбу. Они ожидали, что теперь с ними обойдутся так же, как раньше они сами обходились с другими».
Флота не осталось, и вместе с флотом ушла надежда.
Наутро на ногах был весь город. На экстренном собрании было решено заблокировать вход в две бухты – Зея и Мунихий (ныне опустевшие и никому не нужные) и открытой оставить только бухту Канфар – для приема грузов с зерном. Капитуляции афиняне предпочли осаду. Город готовился к появлению победителя – триумфатора Лисандра.
Но вместо него показались те, кто уцелел при Эгоспотамах, за ними – суда с афинскими гоплитами из Византия и Халкедона. По их словам, они сдались превосходящим силам спартанцев, но, к собственному удивлению, были отпущены с условием, что вернутся домой. Корабли прибывали один за другим, на улицах Афин толпились гоплиты, простые обыватели, торговцы – словом, все те, кто тоже был изгнан победителем из городов – бывших союзников Афин. Это входило в план Лисандра – пусть в Афинах будет как можно больше голодных ртов, тогда легче заставить город стать на колени. Он приказал казнить всех, кто попытается доставить в Афины продовольствие.
В кругу афинских союзников лишь жители острова Самоса, эти убежденные демократы, держались против Спарты еще какое-то время. В знак благодарности собрание предоставило им афинское гражданство. Догадайся оно поступить таким же образом по отношению к другим союзникам в годы расцвета Афин, судьба империи могла бы быть совершенно иной. Теперь же Лисандр поставил во все «освобожденные» греческие города, от Ионии до Босфора, своих сторонников, разместил там воинские части. Старая Афинская империя превратилась в новый, гигантский по своим размерам, спартанский домен. После чего победитель при Эгоспотамах повел свой флот на Эгину и приступил к осаде Афин.
Город продержался зиму, но в конце концов голод и отчаяние заставили людей сдаться. Весной афиняне открыли вход в Большую бухту, и Лисандр мог теперь пожинать плоды победы. Долгая борьба закончилась. Афиняне находились в состоянии войны со Спартой с перерывами пятьдесят пять лет, из них двадцать семь, едва ли не день в день, прошло с того момента, когда произошел конфликт, который Фукидид, а следом за ним и все остальные и назовут собственно Пелопоннесской войной.
Среди союзников Спарты коринфяне и фиванцы были первыми, кто потребовал, чтобы Афины были разрушены, а афиняне проданы в рабство. Но в ходе одного застолья, случившегося во время общего собрания городов-победителей, кто-то поднялся с места и пропел фрагмент известной песни хора из трагедии Эврипида «Электра». Великие завоевания Золотого века Афин стали теперь общим достоянием всех греков. Исполнение довело собравшихся до слез, и кровожадные планы сровнять город с землей были забыты. Богатыми и могучими Афины сделал их флот, но спасли их поэты.
В конечном итоге спартанцы пощадили город и горожан, но смели с лица земли все и вся, имеющее отношение к владычеству Афин на море. Демократии пришел конец. Отныне Афины будут управляться олигархией, состоящей из тридцати состоятельных граждан, которых будет отбирать лично Лисандр. Длинная стена вместе со всеми укреплениями Пирея должна быть разрушена. Сам флот, это ядро силы и славы Афин, усохнет до двадцати триер – наверное, в это число войдут священные суда «Парал» и «Саламиния», а также те, что носят имена десяти аттических фил. Отныне Афины не будут проводить независимую внешнюю политику, им предстоит следовать в фарватере Спарты – и на море и на суше.
День разрушения Большой стены Лисандр решил отметить празднованием в честь этого исторического события. Из города доставили музыкантов, не мужчин, развлекающих гребцов, но женщин, выступающих на пирах. В общем, спартанцы сносили под музыку и пьяные песни афинский оплот. С падением этого символа демократии и морской державы оказалась перерезанной пуповина, более полувека связывавшая Афины с морем.
Новые олигархи были не менее беспощадны, чем Лисандр. Эти Тридцать тиранов, как их скоро станут называть, почти сразу начали уничтожать все следы существования афинского флота. Пирейские эллинги, это чудо греческой архитектуры, строительство которых обошлось в тысячу талантов, были проданы за три таланта утилизаторам, которые их благополучно и уничтожили. А трибуну ораторов на Пниксе, которая всегда выходила на море, эта Тридцатка велела повернуть в противоположную сторону, подальше от опасной стихии, издавна питавшей своими соками афинскую морскую державу.
В весьма непродолжительное время тирания Тридцати сделалась настолько жестокой и беззаконной, что нашелся деятель, открыто выступивший против нее. Фрасибул был ветераном победоносных морских сражений при Киноссеме, Кизике, Абидосе и у Аргинусских островов. Убежденный противник тирании, этот бывший триерарх еще семь лет назад бросил вызов олигархам на Самосе. И вот теперь он вновь встал во главе оппонентов, избравших своей штаб-квартирой Пирей, этот давний оплот афинской демократии. Пусть береговые укрепления разорены, все равно тысячи афинян сплотились вокруг Фрасибула, чтобы дать отпор олигархической власти Тридцати. В результате даже сами спартанцы вынуждены были, после года с небольшим правления своих марионеток, прислушаться к голосу народа. Демократическое правление было восстановлено. А сумеет ли афинская демократия выстоять без кораблей и стен, это должно показать будущее.
Упадок старого порядка символизировали и две большие потери – ушли Сократ и Фукидид. Через пять лет после капитуляции Афин Сократу было предъявлено обвинение в ереси и совращении молодежи. На суде он эти обвинения отверг и, между прочим, напомнил присяжным о своем послужном списке, когда он воевал под началом Формиона и Ламаха. «Когда избранные вами стратеги, – говорил Сократ, – отдавали мне приказы в Потидее, Амфиполе и Делии, я всегда оставался на боевом посту и вместе с другими смотрел в лицо смерти. Потом, когда боги, как мне казалось, назначили мне вести жизнь философа, вопрошающего себя и других, разве было бы с моей стороны последовательно бросить этот новый пост из страха смерти или чего-то еще!» Говорил также Сократ и о роли, которую сыграл в суде над стратегами после событий у Аргинусских островов, когда он, бросив вызов позиции большинства, сохранил верность закону.
