Это сражение развеяло миф о непобедимости Спарты. Лишившись непродолжительного господства на море после событий под Левктрами, Спарта не могла больше претендовать на военное и моральное лидерство среди греческих городов. Дабы предотвратить ее будущие поползновения в этом смысле, Фивы предоставили свободу Мессении, плодородной местности на юго-западном побережье Пелопоннеса, издавна находившейся в ленной зависимости от Спарты. Впервые за долгие столетия Мессения вновь стала независимым государством, а изгнаннической судьбе многих поколений мессенцев, вынужденных жить в Навпакте, пришел конец.
Пелопоннесская война длилась двадцать семь лет и не решила ничего. Коринфская война, которую вели стратеги от Конона до Ификрата, продолжалась на протяжении жизни не одного поколения и навсегда изменила облик Греции. В исторической перспективе афиняне могли поздравить себя с окончательным триумфом над спартанцами в состязании, начавшемся сражением при Танагре еще во времена Делосского союза и окончившемся более восьмидесяти пяти лет спустя. Война ослабила оба города, и все же в конечном итоге афинская демократия, моральный дух и флотские традиции взяли верх.
Вновь обретенная морская мощь Афин стала свежей струей крови и для Золотого века города. Хабрий и Фокион были завсегдатаями лекций Платона в Академии. В то же самое время на другой стороне Афин, в Ликее, Тимофей брал уроки риторики у Исократа. Зять Фокиона скульптор Кефисодот изваял на агоре памятник богине мира Эйрене: она предстает счастливой матерью, держащей на руках своего сына (или, может, воспитанника) Плутоса – бога богатства. Другой скульптор, Пракситель, стал ярчайшей звездой афинского художественного ренессанса. Своей обнаженной Афродитой он поднял скульптуру на недосягаемые прежде высоты. Изваянная в мраморе, богиня смотрит из своего храма в Книде на залив, где Конон впервые пошатнул спартанскую гегемонию на море.
В самый разгар возрождения Афин, через восемь лет после заключения мира со Спартой, однажды ночью в городе зазвучала музыка лир и флейт и тьму разрезал ослепительный свет факелов. Это Тимофей выдавал свою дочь замуж за Менесфея, сына Ификрата. Пышно убранная свадебная колесница везла молодых от дверей дома невесты, которые Тимофей украсил лавровыми и оливковыми листьями. Ификрат, увенчанный короной из мирта, встречал процессию у своего дома. Рядом с ним стояла жена, царевна из северной части Греции, которая сама выходила замуж в одном из царских дворцов Фракии. Сейчас, приветствуя невесту, она держала в руках полыхающий факел. Осыпаемая орехами и сушеными фруктами, дочь Тимофея сошла с колесницы на землю, отведала по обычаю айвы и ступила в дом своей новой семьи. В крови ее детей сольются потоки крови трех величайших героев афинского флота – Конона, Тимофея и Ификрата. Одержанные ими победы позволили обрести, казалось бы, невозможное: Афины вновь восстали в сиянии античной славы.
Глава 18 Триеры Атлантиды (370—354 годы до н. э.)
Настанет день, и всех ваших воинов поглотит земля, как некогда поглотило навеки море остров Атлантиду.
Оглядываясь издали на возрожденный Золотой век Афин, неизменно упираешься взглядом в фигуру Платона. Этот философ, несомненно, обладал самым мощным интеллектом, когда-либо рожденным в этом городе, а возможно, вообще в мире. Подобно своему предшественнику Фукидиду, Платон полагал господство на море ключевым фактором афинской политики и истории. Со временем он стал самым красноречивым и яростным противником флота, правда, только в своих писаниях, но не в собрании.
Платон любил прослеживать все явления до самых истоков, однако его взгляд в прошлое Афин радикально отличался от идеологии патриотов-демагогов. Подвиг Тесея, убившего Минотавра и избавившего афинян от необходимости платить страшную дань этому мифическому существу, Платон комментирует следующим образом: «Лучше бы они и впредь из года в год посылали на съедение семь юношей, чем заниматься никому не нужным делом – строительством флота». Точно так же отвергал он распространенный взгляд на Фемистокла, Кимона и Перикла как на благодетелей народа. «Говорят, эти люди обеспечили величие нашему городу, – пишет Платон. – Но почему-то никто не хочет замечать, до чего прогнил он, и именно благодаря политике этих деятелей былых времен, оставлявших в забвении дисциплину и справедливость. Важнее для них были бухты, стапели, стены, взимание дани и прочая ерунда».
Враждебное отношение к флоту было у Платона отчасти наследственным, отчасти благоприобретенным. Его дядя Критий, этот богач-олигарх, возглавлял правительство Тридцати тиранов, так что Платон рос в среде, не приемлющей демократию и «морскую чернь». В отрочестве он стал одним из учеников Сократа – по преимуществу выходцев из аристократических и олигархических семей. Неприязнь к большинству была естественной для молодого человека, дядя которого погиб в ходе восстановления демократических порядков в Афинах, а учитель был приговорен к смерти судом, состоящим из его сограждан. Пережив эти две трагедии, Платон уехал из Афин на Сицилию, потом в Египет и занялся изучением исторического наследия и нравов отдаленных городов. Во время одной из поездок он как раз и стал жертвой оскорбительной выходки спартанского военачальника, местью за которую стала выигранная его другом Хабрием битва при Наксосе. По возвращении в Афины Платон основал в рощице аттического героя Академа, которую пересекает Священный путь, первую в мире академию.
При всей ненависти Платона к флоту, его знаменитые диалоги с Сократом изобилуют кораблями и морской символикой. В глазах Платона человеческая воля – это рулевое весло души; жизнь же человека подобна скольжению лодки, отваливающей от берега. Даже взгляд на космос выражен в морских терминах: «Этот свет – пояс небес, подобно канатам триеры, он удерживает весь движущийся свод».
А вот как, по Платону, боги управляли первыми людьми:
«Они не прибегали к ударам или физической силе, как пастухи, они действовали, как рулевые на корме судна, управляя нами и направляя наши души посредством весел убеждения».
Миссия же философа, как он говорит, заключается в том, чтобы «привести формы жизни в согласие с формами души. Так, фигурально выражаясь, приступая к строительству судна, я, естественно, прикидываю, как наилучшим образом провести корабль по морским просторам существования».
Почему философ никогда не станет во главе демократического государства?
«Истинный рулевой всегда должен учитывать время года, следить за звездным небом, исчислять скорость ветра, вообще заниматься всем, что относится к его ремеслу, – иначе настоящим водителем корабля ему не стать. Никакого искусства или знания, научающего, как правильно держать рулевое весло, с его точки зрения, не существует, и не важно, что об этом думают другие».
Подчеркивая ничтожество системы демократического правления, Платон прибегал к высокой образности государственного корабля. Разве же правильно будет, вопрошал он, даже с точки зрения простой безопасности, если неопытные пассажиры будут иметь равное право голоса с капитаном? И это отнюдь не просто академический вопрос. Когда Платону перевалило за семьдесят, Афины столкнулись с морским штормом, который грозил пробудить самые опасные имперские инстинкты города-государства.
