В непродолжительном времени его армия уже направлялась на восток через Фракию. Для начала он подчинил себе все поселения на северном берегу Эгейского моря, что сразу же поставило под угрозу такие же афинские поселения на полуострове Галлиполи, в непосредственной близости от Геллеспонта. К тому времени Филипп уже заручился поддержкой городов Перинфа и Византия. Пройдет еще какое-то время, и он наверняка перережет торговые пути, ведущие с востока к Афинам.
В какой уже раз за последнее десятилетие Демосфен обратился к собранию! Ввиду надвигающейся угрозы потери всего морского маршрута от Геллеспонта до Босфора он говорил с пафосом и почти теми же словами, что некогда Фемистокл: «Не надо впадать в иллюзии, наивно утешаясь успехами давней войны со спартанцами. Напротив, сейчас военная и политическая стратегия должны состоять в том, чтобы линия обороны проходила как можно дальше от Афин. Не дайте возможности Филиппу сняться с места, не подпускайте его к себе». Афины все еще сильны, и надо воспользоваться этим, чтобы ударить по Филиппу, ударить «пока корабль прочен и остойчив, то есть пока гребец и рулевой и все остальные готовы выказать свою страстную к нему привязанность, которой не страшен ни саботаж, ни несчастный случай. Потому что когда море пересилит корабль, будет уже поздно, его никак не удержать на плаву». В этой третьей по счету филиппике Демосфен предложил собранию приступить к переговорам с возможными союзниками. Но независимо от этого надо готовиться к войне.
Годами и в своих филиппиках, и в олинфиках [10] , и в других публичных выступлениях Демосфен призывал именно к такому способу действий, но безрезультатно. И вот наступил момент, когда его услышали. Можно представить себе, какие чувства он испытывал, когда его предложение поставили на голосование и при подсчете голосов выяснилось, что оно прошло. Собрание постановило направить посланников во все концы Греции, прибрежные города Эгейского моря и даже к персам. Наконец Афины проснулись.
Что касается самого Демосфена, то ему выпал труднейший жребий: он направился в Византий. Этот город уже вступил в союз с Филиппом, что можно понять: македонская армия под боком, Афины далеко. Предоставив в распоряжение Аристофана триеру, собрание поручило ему убедить Византий выйти из союза с Филиппом и объединиться с Афинами. Трудность состояла в том, что Византий всегда выказывал глубокое недовольство той пошлиной, которой Афины облагают все коммерческие грузы, идущие через Босфор. И все же в конечном итоге Демосфен праздновал одну из крупнейших побед в своей политической карьере: Византий вступил в союз с Афинами.
Филипп счел это враждебным по отношению к нему актом и потребовал, чтобы и Перинф, и Византий вступили вместе с ним в войну с Афинами. Последовал отказ. Тогда, погрузив на суда осадные орудия, Филипп двинулся через проливы на укрощение строптивых. Но, даже имея в своем распоряжении столь мощные средства – осадные башни достигали ста футов в высоту, Филиппу никак не удавалось справиться с Перинфом. Дома в нем были построены ярусами, на склоне, формой своей несколько напоминающем театральную коробку, и получилось, что каждый ряд домов представляет собой защитную стену. При виде византийских судов, идущих в Перинфский залив на выручку осажденным, Филипп стремительно повел свою армию на восток и атаковал сам Византий. Оттуда немедленно помчались гонцы в Афины: на помощь!
Лето подходило к концу. Ежегодный караван из двухсот примерно судов, доставляющих в Афины зерно с берегов Черного моря, формировался в заливе на азиатской стороне Босфора. На якорной стоянке корабли ожидали прибытия конвоя – сорока афинских триер под командой стратега Хареса. Естественно, Филипп не мог упустить столь лакомый кусок, а когда его флоту не удалось захватить транспорт своими силами, направил туда часть своих сухопутных отрядов. На сей раз ему сопутствовал успех, принесший в денежном выражении семьсот талантов серебром.
Тем временем слухи об агрессивных действиях Филиппа разнеслись по всему Эгейскому морю. И первым в Афинах, кто призывал к войне и снаряжению флота, оказался, естественно, Демосфен. Правда, на сей раз собрание не уступало ему в решимости. Оно единодушно проголосовало за то, чтобы убрать со своего места и разнести на куски мраморную плиту, на которой высечены условия мирного договора с Македонией. И что еще важнее – было принято решение о немедленной подготовке к выходу в море флота под командой ветерана-стратега, героя сражения при Наксосе Фокиона. А тот, направляясь к месту будущих боевых действий, обнаружил, что он не одинок. Дипломатические маневры Афин, а равно агрессия македонян немало напугали островитян. И вот корабли с Хиоса, Родоса и Коса, присоединившись к афинскому флоту, поспешили в Геллеспонт, под стены Византия. Вчерашние враги стали союзниками.
Их появление сильно смутило Филиппа. Он-то рассчитывал, что с потерей зерна афиняне пойдут на соглашение. Ведь всему миру известно, они сдались Лисандру и пелопоннесцам, как только были перерезаны морские пути, по которым в Афины доставлялось зерно, а еще через несколько лет, ввиду той же угрозы, согласились на мир с Артаксерксом II. Сейчас все было иначе, афиняне готовы к сражению, да еще, как в старые времена, при поддержке союзников.
Они-то готовы, но сам Филипп не собирался рисковать, вступая в бой с целой армадой. Незаурядный полководец, он считал, что бить надо не по сильному, а по слабому месту противника. Поэтому, сняв осаду с Византия, решил вернуться домой. Но к несчастью для него, приближающийся афинский флот перерезал путь в Македонию. Биться с Фокионом на море Филипп по-прежнему не хотел и в поисках выхода прибег к тому же обманному маневру, что в свое время использовал Формион. Он направил лично послание одному из своих военачальников, некоему Антипатру, в котором велел ему ждать себя вместе со всем флотом там-то и тогда-то. Далее все было сделано так, чтобы письмо оказалось перехваченным и попало в руки афинян. Фокион, человек прямодушный и легковерный, не догадался, что его, возможно, вводят в заблуждение. Афинские и союзнические суда двинулись к месту воображаемого свидания Филиппа со своим стратегом, а царь тем временем пошел своим путем.
И все равно, пусть даже обманутые, афиняне радостно переживали успех своей морской экспедиции. Демосфену теперь верили безоговорочно. Десять лет он твердил согражданам, что остановить противника можно только решительными действиями. Византийские события подтвердили его правоту. Стоило афинянам направить свой флот в море, как македонская угроза растаяла, подобно снежному кому на летнем солнце. Византий был спасен. Впервые в жизни Демосфен сделался популярен.
Но почивать на лаврах не приходилось. Полученный в собрании кредит доверия он использовал на то, чтобы начать давно назревшую перестройку самой системы финансирования и оснастки кораблей. Меры, предложенные им, снимали непосильное денежное бремя с плеч горожан со средним доходом, перекладывая его на богатых. Несмотря на открытые возражения и подковерные интриги последних, собрание во всем пошло Демосфену навстречу. Политические противники подавали на него в суд, но он триумфально выигрывал все процессы. Реформы Демосфена раскалывали в чем-то общество, однако злоупотребления, связанные с триерархами и угрожающие самому существованию Афин, остались в прошлом.
