Потрясенный и посрамленный старик в бешенстве сотрясал воздух ругательствами, а впоследствии обошел много влиятельных людей в попытках получить еще один указ, но везде наталкивался или на вежливый отказ, или на неприкрытое злорадство. Вскоре над ним смеялся уже весь Париж, и уж точно — весь двор, а в довершение всех бед жене удалось-таки добиться раздела имущества, хоть они и продолжали пока жить в одном доме. Ей бы на этом и успокоиться, но, к несчастью, победа только разожгла ее аппетит, и она решила избавиться также и от самого Тике, заменив его столь привлекательным капитаном, с которым продолжала все это время тайно встречаться. Дождавшись, когда однажды старик занемог и не выходил из комнаты, она собственными руками сварила ему супчик, добавив в него какие-то травки посильнее обычных приправ, и приказала слуге отнести этот суп хозяину. Лакей догадался, что дело тут нечисто, нарочно споткнулся о ковер и упал, разбив супницу и расплескав все содержимое. Он тут же поднялся, рассыпался в извинениях, собрал все осколки и покинул комнату, но хозяину так ничего о своих подозрениях и не сказал, так что старый Тике не узнал, что был на волосок от гибели.
Тогда мадам Анжелика стала искать другие способы воплотить свой злой замысел. Ей удалось привлечь на свою сторону привратника и еще несколько десятков слуг, и однажды вечером с их участием она устроила засаду на узкой тропинке, по которой Тике возвращался домой, но в последний момент испугалась, все отменила и разослала несостоявшихся убийц по домам, не забыв приплатить им за молчание. Ничего обо всем этом не зная, старый Тике становился тем не менее все подозрительнее. Решив, и не без основания, что привратник ему неверен, старик отослал его и стал следить за воротами самостоятельно, в связи с чем друзьям жены во входе практически всегда отказывалось. Это довело даму до белого каления, и однажды вечером, когда Тике возвращался домой от друга, в него в упор всадили с полдюжины пуль. К счастью, ни одна из ран не оказалась смертельной; быстро подбежавшие люди подняли его и хотели отнести домой, но он резко воспротивился этому и заставил их нести его обратно к другу, от которого вышел. Вечер был темный, нападение — внезапным, и узнать никого из нападавших Тике не удалось, но его отказ переместиться домой, под нежную заботу жены и детей, был воспринят общественностью с недоумением и послужил поводом для оживленного обсуждения взаимоотношений между ним и женой. Подлило масла в огонь и известие о том, что мадам Тике примчалась в дом, где находился ее супруг, сразу же, как узнала о случившемся, но ее не впустили. После того как хирург перевязал жертве покушения раны, к подстреленному явился полицейский судья, взявшийся за расследование этого дела. Но на все вопросы о том, каковы могли бы быть причины нападения, старик неизменно отвечал, что во всем мире нет и не может быть у него врагов, кроме жены. Это звучало зловеще, и многие друзья советовали даме бежать, пока не поздно, но та была слишком уверена в том, что свидетелей нападения не было, а кроме того, будучи по характеру человеком легковерным, она побывала у хироманта или еще у какого-то чернокнижника, который нагадал ей, что совсем скоро она достигнет такого положения, когда ни один враг не сможет причинить ей вреда. В общем-то, конечно, так оно и вышло, но совсем не таким образом, каким она ожидала.
Нападение на месье Тике в сочетании с его обвинениями закономерно привело к расследованию, мадам Тике была арестована и заключена в тюрьму Гран-Шателе. Начался суд, но никаких улик против нее не было, пока не появился один не в меру услужливый тип из числа нанятых для первого — отмененного, как мы помним, — покушения, который встал и добровольно заявил о том, что через привратника получал от этой дамы деньги как аванс за убийство ее мужа. Оба — и доносчик, и привратник — тут же были арестованы, последовало несколько очных ставок с дамой, но, хотя в процессе и всплыло с дюжину имен участников первого заговора, ни одного из убийц, действовавших во второй раз, выявить не удалось. Что ж, бедную женщину осудили за первое, несостоявшееся покушение и приговорили к обезглавливанию на Гревской площади, привратника — к повешению, а доносчика — к пожизненному заключению.
В те времена принято было в промежутке между вынесением приговора и приведением его в исполнение предать приговоренного пыткам, чтобы он выдал имена сообщников, буде таковые имелись. Так и мадам Тике привели в пыточную, где потребовали от нее признаться в преступлении и назвать имена других участников заговора. После того как она отказалась это сделать, ее подвергли пытке водой. Пытка эта проводилась так: преступника клали на спину и пристегивали к деревянной кровати, около которой стояли восемь горшков с водой по пинте каждый. Затем в рот несчастного вставляли коровий рог, через который воду вливали ему в глотку. «Обыкновенный допрос» подразумевал использование четырех горшков, «чрезвычайный» — восьми, и порой допрашиваемый отходил в мир иной еще до конца допроса. Именно этой процедуре мадам Тике и подвергли, но не успела она проглотить и первый горшок, как готова была уже сознаться во всем. Когда ее спросили, знал ли о заговоре Монжорж, она воскликнула:
— Нет, конечно! Если бы я только заикнулась об этом, я бы навсегда потеряла его любовь, а это для меня хуже смерти!
После допроса ее препроводили, как принято, в телеге на место казни, где поджидал Сансон с помощниками. Шарль Сансон никогда не любил свое ремесло, а в данном случае он был особенно озабочен, и, когда на эшафоте появилась приговоренная, его охватило странное чувство. Ему показалось, что перед ним — его утерянная Маргарита, что полностью лишило его мужества. Заставив преступницу принять положение, необходимое для осуществления казни, он поднял свой могучий меч, тот со свистом рассек воздух и опустился на шею жертвы. Но голова не упала, на шее лишь зияла огромная рана, из которой вытекала кровь. Палач ударил еще раз — и снова с тем же успехом, кровь из множества перерубленных артерий хлестала во все стороны, а толпа принялась свистеть и улюлюкать. Сам не свой от криков и собственной беспомощности, Сансон изо всех сил рубанул в третий раз, и теперь голова несостоявшейся убийцы скатилась к его ногам.
Мастерский удар палача
Месье Дюваль де Суакур был помощником полицмейстера города Аббевиль. Внешний облик этого господина был необычен — очень высокий, худощавый и угловатый, с длинным, острым, неправильной формы носом, тонкими поджатыми губами, на которых улыбка появлялась только как показатель злорадства, и хмурыми зеленоватыми глазками, проглядывавшими из-под густых бровей. Внутренний облик этого человека полностью соответствовал внешнему. Можете представить себе этого злого духа истории, которую мы сейчас расскажем. Как ни странно, нашлась женщина, решившая выйти замуж за этого крайне непривлекательного господина, поскольку на момент нашего с ним знакомства у него уже есть сын, который, кажется, из тех яблок, что падают недалеко от яблони. Случилось так, что наш обаятельный папаша стал опекуном маленькой девочки, весьма богатой наследницы, и отправил ее получать образование в монастырь в Вилланкур, настоятельницей которого была почтенная дама благородного происхождения, которую любили и уважали все, кто ее знал. Когда юной даме подошло время выходить замуж, месье де Суакур собрался было исключительно из корыстных соображений выдать ее за своего сына, но девушка питала столь неприкрытое отвращение к предназначенному ей выбору, что настоятельница, обладая достаточным влиянием, добилась того, чтобы Суакура вообще лишили опекунства. Тот был разъярен и поклялся отмстить, решив, что та приберегла столь лакомый кусочек для своего молодого кузена — шевалье де ла Барра.
