То, как афиняне обошлись с Милосом, явилось предупреждением всему греческому миру. Этот маленький остров в начале войны объявил о своем нейтралитете и отправлял в Спарту лишь небольшие подарки, но не войска. В 426 г. Афины крупными силами разграбили остров и в 425 г. назначили ему дань в 15 талантов. Но Милос сохранял нейтралитет. В 416 г. к Милосу внезапно подошли силы афинян: 30 кораблей из Афин, 6 с Хиоса, 2 с Лесбоса и около 3 тысяч солдат: половина – афиняне, а половина – их союзники. Высадившись на острове, афинские полководцы отправили послов на переговоры с олигархическим правительством Милоса. Послы объявили, что Афины не признают милосского нейтралитета; остров должен войти в Афинскую империю, иначе его ожидают большие неприятности. Ссылки милосцев на международное право были оставлены без внимания. По мнению афинских послов, международное право относилось только к государствам, равным по силе; привилегией сильного было обращаться со слабым, руководствуясь иным принципом, то есть целесообразностью. Милосцы отказались покоряться, доблестно сражались в осаде, но в итоге зимой 416/15 г. сдались на милость афинского народа. Народное собрание приняло предложение Алкивиада: все взрослые мужчины Милоса были казнены, женщины и дети проданы в рабство, а остров заселили 500 афинян. Участь Милоса продемонстрировала текущую политику Афин: быть слабым и нейтральным означало погибнуть от рук тиранического государства.
Той же зимой афинские послы отправились на Сицилию по приглашению союзной Афинам Сегесты, которая вела тяжелую войну с Селинунтом, мегарянской колонией, союзной Сиракузам. Послы вернулись весной 415 г. с 60 талантами серебра и ошибочным известием, что Сегеста достаточно богата, чтобы оплачивать содержание афинских экспедиционных сил. Народное собрание решило отправить на Сицилию 60 кораблей под командованием Алкивиада, Никия и Ламаха, а на следующем заседании рассмотрело проблемы экипировки войск. Никий воспользовался случаем, чтобы напомнить о совершенных ошибках; он был настроен против экспедиции и не желал становиться одним из ее начальников.
Никий указывал, что не следует распылять силы Афин. Пелопоннесцы и беотийцы могут напасть в любой момент; халкидяне продолжают бунтовать; Коринф и Пердикка уже действуют против Афин; Аргос нуждается в помощи, а финансовые ресурсы Афин не бесконечны. Сицилия же не представляет угрозы Афинам. Даже если Афины захватят Сицилию, они не в состоянии ее удержать, так как остров этот находится далеко, а его население многочисленно. Кроме того, Никий критиковал Алкивиада, главного сторонника экспедиции, за его безрассудные амбиции и распутную жизнь. Алкивиад возразил, что амбиции и расходы почетны для гражданина и для государства; благодаря им Афины создали свою империю, а теперь добавят к ней новые земли. Отправив экспедицию, Афины завоюют Сицилию и приведут к подчинению всю Грецию; по крайней мере, будет ослаблена мощь Сиракуз. Никий, увидев, что Алкивиад с успехом эксплуатирует присущий афинянам дух авантюризма, попытался напугать их, выдвинув непомерно высокие требования к экспедиционным силам. Однако народное собрание охватил иррациональный энтузиазм по поводу этого предприятия. Большинство считало, что оно обеспечит их доходами сейчас и в будущем, когда Сицилия будет покорена. Младшее поколение рвалось к приключениям и подвигам; даже старшие и более осторожные полагали, что сам размер экспедиции обеспечит ей если не успех, то безопасность. Те, кто имел возражения, не осмеливались высказать их в атмосфере всеобщего энтузиазма. Никию пришлось назвать свои цифры для экспедиционных сил. Они были в принципе приняты, Алкивиад, Никий и Ламах получили полномочия для проведения приготовлений.
В годы беспокойного мира Афины невероятно быстро оправились от финансовых проблем. Доходы империи, конечно, были не так высоки, как в 425–421 гг., но все же выше, чем в начале войны. С ожиивлением торговли увеличилась выручка от косвенных налогов, а с возобновлением земледелия и разработки рудников в Аттике выросли и частные состояния. Была принята крупная программа общественного строительства, а государственное жалованье осталось на том же уровне – дикастам, например, все так же выплачивалось по 3 обола в день, как установил Клеон. Благодаря этому в наличии имелась сумма в 3 тысячи талантов для подготовки большой экспедиции, и богатым гражданам не пришлось идти на расходы для выполнения своих обязанностей как триерархов. В конце июня 415 г. в Пирее собрались с родственниками и друзьями команды 60 трирем и 40 транспортов, а также 1500 гоплитов, 700 фетов, вооруженных как морские пехотинцы, и 30 всадников. После молебна на кораблях и на суше флот вышел в море, на веслах дошел до Эгины, а затем взял курс на Керкиру, где уже собрались почти все силы, призванные из подчиненных государств или нанятые в дружественных землях. Они насчитывали 34 триремы, 2900 гоплитов и 1300 лучников, пращников и легких пехотинцев. Армада отплыла с Керкиры тремя флотилиями. Ее сопровождали 30 транспортных кораблей с зерном и инженерами на борту, 100 небольших кораблей, реквизированных для экспедиции, и множество вспомогательных судов с маркитантами и прочими людьми, живущими за счет армии. Никогда еще со времен персидской армады Ксеркса Средиземноморье не видело такой грандиозной экспедиции
[52].
Пока экспедиция еще не отбыла из Пирея, в Афинах был совершен акт святотатства: за ночь было разбито большинство бюстов Гермеса, установленных на квадратных колоннах у дверей храмов и домов. Это сочли за дурное предзнаменование; предполагалось, что святотатство совершили какие-то заговорщики. Всем, кто предоставит информацию об этом и о любых других актах неблагочестия, обещалась награда. Об уничтожении герм так ничего и не выяснилось, но осведомители сообщили о двух более ранних случаях святотатства: об уничтожении других статуй и о высмеивании священного ритуала таинств, в котором участвовал Алкивиад в роли кольценосца. Это обвинение выглядело правдоподобным из-за знаменитых безумств Алкивиада и его юных спутников: он славился распутством, безрассудством и атеизмом. Более того, его скороспелые таланты и безграничная амбиция вызывали подозрения, что он собирается захватить власть и стать тираном. Политические противники Алкивиада сумели нажить капитал на этих подозрениях. Они не дали Алкивиаду возможности предстать перед судом до отплытия эскадры, так как намеревались призвать его к суду позже, когда он лишится поддержки участников Сицилийской экспедиции. Алкивиад отбыл в путь, так и не опровергнув этих подозрений.
Эти события выявили много слабых мест афинской демократии. Народное собрание почти ничего не знало о Сицилии – ни о ее размерах, ни о военной мощи. Несмотря на успехи Сиракуз и их союзников в Архидамовой войне и на единый фронт, созданный Гермократом, Алкивиад мог заявить, что сицилийские греки представляют собой пеструю толпу, неспособную на совместные действия и не обладающую серьезными боевыми качествами. Народное собрание, решив напасть на Сиракузы до того, как побеждена Спарта, действовало под влиянием вспышки иррационального энтузиазма. Отправить в экспедицию Никия помимо его воли да еще и заставить его действовать на пару с Алкивиадом было актом военного безрассудства, компромиссом, причиной которого стал политический раскол государства в условиях, когда требовалась твердая воля. Отправить на Сицилию Алкивиада, не дав ему очиститься от обвинений, было несправедливостью по отношению к нему и предвзятостью к командованию экспедицией. Политические вожди Афин, за похвальным исключением Никия, руководствовались личными, а порой и бесчестными мотивами, их больше волновало собственное возвышение, чем интересы государства. Народ, выбравший их, был немногим лучше. Характерными чертами афинской демократии в 415 г. были энергичность, беспринципность, нещепетильность и непостоянство.
