Культура также получила широкое распространение. Драмы Еврипида пользовались спросом на Сицилии; в Македонии он поставил «Вакханок», а после смерти его творения стали популярны в любой греческой общине. В прошлом философы и софисты ездили главным образом в Афины, где обменивались прогрессивными идеями. В IV в. они изъездили весь греческий мир, их можно было найти в любом городе Пелопоннеса. Благодаря тому, что софисты и книготорговцы распространяли новые идеи, стабильно развивалась единообразная культура. Капитализм нес с собой аттическое торговое право, аттический алфавит из 24 букв (позаимствованный Афинами из Милета в 403 г.) и аттический литературный диалект. В сочинениях афинского эмигранта Ксенофонта и командира аркадских наемников Энея Тактика мы встречаем разновидность аттического литературного диалекта, которая позже превратится в общий язык (koine) грекоговорящего мира. Центром этого стремительного роста процветания и культуры были Афины. В 380 г. Исократ утверждал, что благодаря афинскому влиянию «имя «грек» отныне обозначает не народ, а мировоззрение, и применимо к тем, кто имеет одну с нами культуру, а не одну кровь».
Одновременно и внешний облик греческих городов подстраивался под общий стандарт. Когда Эней писал свой труд «Об обороне укрепленных позиций» (ок. 357–356 гг.), в каждом городе среднего размера имелись театр, общественный центр и открытые площадки для стадиона, или гимнасия. Города были защищены аккуратными массивными стенами и имели тщательную планировку. Например, Мавсол в Галикарнассе повторил полукруглую планировку Родоса, центром которой являлись гавань и рынок. В Олинфе новая часть города была построена по прямоугольному плану, который Гипподам применял в V в. при планировке Милета, Фурий и Пирея. В середине IV в. это был «современный стиль». Сердцем греческого города являлся общественный центр: (agora). Здесь находились храмы, алтари, фонтаны и сады, могли быть лавки и киоски, работающие в особые рыночные дни, здесь можно было увидеть и услышать процессии, праздники и выступления ораторов. Афинская агора служила образцом. После Персидских войн ее постепенно перестроили. Приблизительно около 350 г. с Гефестеона открывалась следующая панорама (см. рис. 14): Стратегион, где совещались полководцы, Толос – место проведения пританий, Булевтерион, где собирался совет, и старый Булевтерион, используемый как архив; за ними возвышались статуи героев-эпонимов на постаменте, служившем доской объявлений. Левее – храм Афродиты Небесной и святилище дема и граций; далее храм Аполлона Патроя, покровителя аттических фратрий, перед статуей Зевса на круглом постаменте длинная Стоя, где заседали архонт-басилевс и Совет Ареопага, а позади нее Алтарь двенадцати богов и Эсхара, или жертвенный очаг. Севернее – стоя Герм и Поикильская стоя, где под настенными росписями Полигнота и других художников прогуливались философы и прочая публика. Через Панафинейскую дорогу – храм дочерей Леоса. На южной стороне располагались юго-западный фонтанный дом и длинное святилище Тесея, где около 475 г. были перезахоронены кости героя; за ним девятиструйный фонтан, Эннеакрунос, построенный Писистратом, и монетный двор Афинского государства.
Строительство укреплений, общественных центров и целых городов, таких, как Мессена и Мегалополис, могло осуществляться лишь в эпоху исключительного процветания. В частных руках также находились значительные богатства. Тимофей и Мидий построили себе дома, которые в шутку называли «башни» или «затмевающие свет», а в Олинфе, например, зажиточные люди построили новый квартал удобных домов. «Богачи» владели «красивым оружием, прекрасными лошадьми, величественными домами и хозяйством, а богатые женщины – дорогими одеждами и золотыми украшениями». У Мидия в Афинах было «множество служанок», а Платон около 375 г. заметил, что в любом государстве у богатого человека есть не меньше 50 рабов. И это новое богатство скапливалось не в одном-двух городах, а повсюду. Знатный фессалиец Полидам мог покрыть государственный дефицит из собственного кармана; Дион Сиракузский, находясь в ссылке, на свои средства организовал экспедицию; некий фокиец перед Священной войной владел более чем тысячей рабов, а один метек построил в Эгине рынок за свой счет.
Эта волна процветания, конечно, привела к увеличению числа рабов в греческих землях. Вплоть до XIX в. н. э. рабы во многих государствах были обычным атрибутом богатства, а их число зависело главным образом от конкретной местности и развитости работорговли. Рабство являлось характерной чертой Греции. Спарта, Аргос и другие дорийские государства низвели коренное население до положения сервов, но в остальных государствах большинство рабов ввозили из-за границы, и они являлись движимым имуществом. У зажиточных граждан недорийских государств рабы в небольшом количестве имелись, вероятно, с древнейших времен. Например, в Беотии мелкий землевладелец (autourgos) во времена Гесиода содержал раба, который сопровождал его во время пахоты, и других – для работы в поле. Греческие колонисты нередко приобретали множество рабов. В Сиракузах, Керкире и Византии рабский труд применялся в земледелии. В богатом Хиосе, совершавшем набеги на азиатское побережье, отношение числа рабов к числу граждан было выше, чем во всех других государствах, кроме Спарты, где оно составляло, вероятно, примерно десять к одному. В Афинах в конце V в. труд рабов, находившихся в частном владении, применялся во всевозможных областях; в пьесах Еврипида и Аристофана он предстает как характерная черта повседневной жизни. Некоторые рабы были заняты неквалифицированным трудом, таким, как работа в рудниках, например, занималась тысяча рабов Никия, но большинство рабов, по-видимому, являлись квалифицированными ремесленниками (cheirotechnai); именно они составляли большинство тех 20 тысяч рабов, которые, согласно Фукидиду, сбежали во время Декелейской войны. Афины, а также Керкира со Спартой иногда заставляли рабов служить во флоте и, возможно, прислуживать гоплитам. В IV в. в большинстве областей материка рабов было больше, чем когда-либо раньше, и обращение с ними стало вопросом, вызывавшим большой интерес.
В IV в. считалось, что источники поступления рабов неисчерпаемы. Как замечал Еврипид, рабство – естественное состояние варвара, а не грека, и рабы почти всегда были варварами. Платон в своих «Законах» предполагал, чтобы его государство имело рабов в достаточном количестве и достаточного качества для помощи в любых видах работ. Аристотель отмечал, что «государства должны иметь в больших количествах рабов, а также постоянно проживающих чужаков и иностранцев», предполагая, что в его идеальном государстве все сельскохозяйственные работы будут выполнять рабы, находящиеся как в государственном, так и в частном владении (по примеру современных ему Лаконии и Крита). Ксенофонт в 355 г. предлагал, чтобы Афины со временем приобрели по три раба на каждого взрослого гражданина и использовали их при разработке месторождений. Эти предложения являлись не утопическими, а чисто практическими. В государствах, безусловно, велся учет рабов, как и прочих лиц, ведь владение и приобретение рабов облагались налогами, а рабы учитывались как один из видов капитала при определении суммы налога на капитал (eisphora); Афины и Фивы имели законодательство, относившееся к беглым рабам, и, несомненно, замечание Фукидида о беглых рабах во время Декелейской войны основано именно на соответствующих записях. Гиперид сообщает, что в 338 г. во всей Аттике, в том числе в серебряных рудниках, насчитывалось 150 тысяч взрослых рабов мужского пола. Возможно, эта цифра преувеличена, но едва ли слишком сильно. В то время Афины в течение семнадцати лет практически не вели войн, а все рудники эксплуатировались так интенсивно, что некоторые граждане только на их разработке сколачивали состояния в 300 талантов, в то время как капитал Никия, который обогащался и другими способами, достигал всего лишь 100 талантов.
