В двух великих трилогиях – циклах из трех трагедий, касающихся истории нескольких поколений, – Эсхил рассматривает принцип порядка в приложении к семейной группе, а так как каждая семья правит государством, то и в приложении к самому государству. Эдип убил своего отца и женился на матери, и это нарушение порядка привело к катастрофе в семействе Лабдакидов и к осквернению государства. Атрей убил сыновей своего брата Фиеста, что привело к аналогичному исходу в семействе Атридов. Страдания, вызванные этими преступлениями, постигли и правых, и виновных – и Этеокла, и Ореста, и Полиника, и Агамемнона, а также жителей их государств. Менее очевиден смысл третьей трилогии, от которой сохранилась единственная трагедия – «Просительницы». Когда пятьдесят девушек отказываются от замужества, а пятьдесят женихов угрожают им насилием, хор служанок размышляет о предначертанной женской судьбе – замужестве и материнстве. Здесь мы также видим принцип порядка, нарушение которого причиняет страдания правым и неправым. В этих трилогиях принцип порядка и принцип справедливости различаются характером, и иногда они противоречат друг другу. Поэтому Эсхил выводит на сцену сверхъестественные силы. Он пытается выявить источник этого различия и в конечном счете примирить оба принципа, которым подчиняется человечество.
Принцип порядка был известен и на более ранних этапах греческой религиозной мысли. Согласно воззрениям греков, этот принцип действовал с того самого момента, как возникла упорядоченная вселенная, разделенная на Землю, Небо и Подземный мир. Он был предначальным и безличностным. Его соблюдала и охраняла сама Земля и ее дети, духи Подземного мира. Он предшествовал по времени сотворению небесных богов, и ему подчинялись как боги, так и люди. Если принцип порядка нарушался, Земля и ее дети посылали наказание. Они были безличными, слепыми и вековечными, и их волю не мог изменить ни бог, ни человек. В «Прометее прикованном» Эсхил описывает эволюцию небесных богов – наделенных личностью, зрячих и бессмертных. Порожденные к жизни, они существовали в пределах «всепоучающего» времени. Зевс, третий царь богов, сперва был жестоким тираном, но позже получил урок умеренности и установил правление справедливости. Прометей под влиянием сострадания попытался возвысить людей над предназначенным им местом во вселенной; из-за этой ошибки пострадали и люди, и Прометей. Впоследствии Прометей и Зевс примирились, и Зевс послал Геракла помочь человечеству. Отныне Зевс был справедлив и благожелателен в отношении и богов, и людей. Но он был не всемогущ. Он не мог убить бессмертного Прометея или изменить место человека во вселенной, так как оно было определено предначальными силами.
Эсхил пришел к последнему этапу своей религиозной мысли в заключительной трилогии «Орестея», поставленной в 458 г. В более ранней трилогии, от которой сохранились лишь «Семеро против Фив», были показаны последствия убийства в семействе Лабдакидов, которое правило Фивами. Когда одна смерть следовала за другой, хор фиванских девушек с содроганием пел о власти Эринии, губительницы семьи, богини, не похожей на других богов, ибо Эриния была духом Подземного мира, безличным исполнителем предначального закона, чуждым принципу благожелательной справедливости, которого придерживался Зевс. В финальной части «Орестеи» изображается конфликт между волей эриний и волей Зевса. По приказу Аполлона Орест отомстил за убийство своего отца Агамемнона, убив мать. В данной ситуации предначальный закон требовал, чтобы Орест подвергся страданиям; страдания были его уделом в любом случае – и если бы он не отомстил за отца, и если бы он убил мать. Но принцип Зевса был иным. По меркам правосудия Орест был невиновен ни в помысле, ни в поступке, так как действовал по приказу Аполлона, сына Зевса. Дело Ореста передали на рассмотрение суда Ареопага, на котором председательствовала Афина, и Ореста оправдали. Однако это не решило конфликт, так как воля Афины не могла преодолеть волю эриний. Но Зевс благодаря красноречию Афины убедил эриний согласиться с вердиктом Ареопага и проникнуться его благожелательным духом. Они стали эвменидами, «добрыми богинями», исполняющими предначальный закон в духе благожеелательной справедливости. Отныне Соответствие (moira) и Зевс были единодушны в своем отношении к человечеству.
В этих трагедиях Эсхил раскрывает свои представления о фундаментальных проблемах человеческого существования: месте страданий, безумия и войны в божественном плане и природе божественного вмешательства в дела людей. Он признает, что насилие в какой-то группе затрагивает всех ее членов и что грехи отцов падают на детей. Таковы были неизбежные жизненные факты, обусловленные предначальным законом природы. Эсхил считал, что они сознательно используются благожелательным божеством, чье правосудие раскрывается не в жизни отдельных людей, а в жизни государства, семьи и человечества. Такие представления были характерны для общества, которое ставило судьбу группы выше судьбы личности.
В то же время Эсхил не закрывал глаза и на проблему личности. Он считал, что в большинстве ситуаций личность вольна решать, какой путь избрать, но не может контролировать последствия своего выбора. Так, Ксеркс и Агамемнон действовали по своей воле; в своей надменности они избрали такой путь, который закончился катастрофой для них, их семей и их держав. Если личность останется в живых, она может извлечь из своих страданий урок умеренности и дальновидности. Но в некоторых ситуациях выбор личности ограничивается двумя вариантами, и оба катастрофические, так что фактически надежды на спасение не остается. В таком положении оказались Кассандра, Этеокл и Орест. Им осталась лишь свобода сберечь чистоту намерений, самоуважение и честь. Этеокл, идя на смерть, воскликнул: «Боги уже давно забыли про нас!» Орест, оправданный в результате божественного вмешательства, благодарит Афину и просвещенный город Афины, суд которого соответствует воле богов. В более поздние времена так было не всегда. Возглас Этеокла раздавался все громче и в трагедиях Еврипида уже доминировал в аттическом театре, ибо для этого драматурга и его современников личность была важнее группы.
Религиозная мысль Эсхила настолько глубока, что с первого взгляда создается впечатление, будто он преодолел рамки современных ему верований. Но это не так. Он верил в пророчества, в знамения и сны, которые раскрывают волю богов, в проклятия и осквернение, вызывающие божественное вмешательство, и в предписания оракулов, боговдохновленные, невзирая на их двусмысленность. Небесные боги антропоморфны и многочисленны; духи Подземного мира столь же чудовищны и ужасающи, как любой средневековый демон ада, с той лишь разницей, что они не злы, а неумолимы. В рамках таких верований, которые апеллировали к чувствам, а не к разуму, Эсхил собственным путем пришел к идее верховного и благожелательного божества, которое повелевает другими светлыми богами, подчинило силы тьмы своей воле и ведет человечество к высшему этапу цивилизации и просвещения.
В то время как Эсхил находил более глубокий смысл в традиционных верованиях, иные мыслители вслед за Ксенофаном отрицали их и формулировали новую философию религии. Виднейшим среди таких новаторов был Пифагор, около 530–510 гг. основавший религиозное братство в Кротоне и испытавший на себе влияние орфического учения. Его учения остаются предметом дискуссий, так как он не оставил никаких сочинений, и его идеи дошли до нас лишь в трудах его последователей. Пифагорейцы считали, что вселенная имеет форму сферы; в ее центре пылает огонь, вокруг которого вращается земля. Этот огонь является семенем, из которого выросла вселенная; земная кора закаляется в огне, а земля дышит внешним воздухом; таким образом, вся вселенная – живой организм, такой же, как животные и растения. Огненное семя было изначальной единицей, дышащей воздухом и представляющей собой невидимое тело или «атом». Из этого зародыша произошли все вещи, точно так же, как из единицы происходит вся бесконечная последовательность чисел; все вещи отделяются друг от друга промежутками воздуха.
