– Работа Ноль-Пятого – не твоя забота, – заметил ему Двадцать Шестой.
– Ой, да пожалуйста, мне чужого не нужно. Управляй на здоровье.
– Ну-ка прекратили эту херню! – вмешался Ружон. Дорога стала шире, и он видел, что полицейского неумеху обходят шустрые водители на броневиках. Можно было не сомневаться, что у них заготовлены автоматические дробовики с тяжелой картечью, и это могло помешать ему покинуть машину в конечном пункте, если они измочалят ей колеса.
– Ноль-Пятый, как слышишь меня?
– Слышу тебя хорошо, Двадцать Шестой, – отозвался второй стрелок, которому предстояло стрелять в генеральную мишень – судью Осборна.
– Из того, что до меня доходит, Толстяк уже надевает штаны.
– Реально именно штаны?
– Иносказательно. То есть его выход планируется через полторы-две минуты. Так тебе понятнее?
– Так мне понятнее.
– Смотри не отпили ему ноги.
– Я постараюсь, но гарантировать не могу.
– Это была шутка?
– Это была шутка.
А между тем Ружона уже достали. Перед последним поворотом он почувствовал, как в корму его броневика врезался один из обогнавших полицию преследователей.
Ружон не был уверен, но скорее всего, это были специально подготовленные команды преследователей – именно для такого случая. Бросив взгляд на экран заднего вида, он заметил торчавшие из окон стволы. Это означало, что команда была готова стрелять в любую минуту. В любой подходящей ситуации.
«Сейчас это будет очень некстати», – подумал Ружон, добавляя оборотов.
– Как у меня с графиком?
– У тебя прекрасно с графиком, – ответил Двадцать Первый. – Секунда в секунду. Тебе осталось проехать каких-то триста метров.
– Очень хорошо, камрад.
Вот и здание с отделкой из бежевого ракушечника и широким крыльцом, на котором уже стояли два широкоплечих секьюрити, а из широкой двери выходил сам судья.
Повизгивая перегретым электромотором, броневик пронесся мимо стоявших на крыльце охранников, обдав их запахом подгоревшей изоляции. В следующее мгновение раздалось несколько выстрелов, судья вскрикнул и свалился на крыльце, а секьюрити бросились прикрывать его, уже упавшего.
Следом за первыми выстрелами раздалось еще несколько – из крупного калибра, и бронебойные пули пробили колеса полицейского фургона, который, обойдя охранников ювелирного хаба, снова мчался за Ружоном.
Еще несколько пуль угодили в моторные отсеки броневиков. Ноль-Четвертый стрелял с высокой крыши и знал, куда бить, чтобы повредить систему охлаждения двигателей.
Это была очень тонкая и сложная работа, куда проще было бы прострелить через стекло место водителя. Но заказчик сказал – желательно без жертв.
– Отлично, мы прошли на пять баллов! – сообщил Двадцать Шестой. – Расходимся!
– Расходимся, – негромко повторил Ружон. Они-то расходились и разбегались, а у него за кормой продолжали сидеть три тяжелые машины. И это только те, что он видел.
– Что там у нас с преследованием? Уточните еще раз!
– С этим все в порядке, – ответил Двадцать Первый. – Кроме трех подстреленных, по параллельным улицам за тобой еще полдюжины полицейских патрулей.
– И что мне с ними делать?
– Я не знаю, – честно признался Двадцать Первый. – Вроде говорили, что ты сам разберешься на месте.
– Разберусь, куда ж я денусь.
И Ружон разобрался, но только не так, как планировал вначале.
Подобрав очень крутой поворот, он просто выскочил из кабины, пустив машину под горку – главное, чтобы захлопнулась дверца.
Броневик покатился на среднем ходу, снося и подминая припаркованные автомобили, и вскоре остановился, врезавшись в угол здания.
Преследователи тотчас окружили его и стали готовиться к штурму, предполагая, что водитель все еще внутри. Но Ружон этого уже не видел, поскольку уходил все дальше и дальше, перебираясь с улицы на улицу.
Операция была закончена.
17
Уже вечером этого дня Ружон встретился с майором Корсаком и сделал ему полный доклад того, как он сам это видел, ведь куратор и так имел полную информацию.
Ружон надеялся хоть на какую-то похвалу, однако майор только коротко кивнул, заметив лишь, что во дворе ювелирного хаба произошла накладка.
– Впрочем, я рад, что ты с честью выбрался из этой передряги. Ну, а теперь все – можешь идти отдыхать, у тебя есть двое суток.
– И это все, сэр?
– А что еще?
– Я ожидал, что вы скажете что-нибудь о моем теперешнем статусе.
– Ой, а разве я не сказал? – сыграл удивление майор.
– Нет, сэр, вы не сказали ни слова.
– А, ну тогда порядок. Теперь ты один из нас.
– Нет, сэр, мне такой ответ не подходит.
– Ну хорошо, теперь ты полноценный сотрудник без всяких там приставок. Свой испытательный срок ты прошел, и я подаю документы на присвоение тебе звания лейтенанта. Теперь порядок?
– Теперь порядок.
Этим же вечером майор Корсак связался с генералом Гумбертом и застал его в момент расслабления – генерал принимал ванну и, похоже, был слегка навеселе.
– Что празднуем, генерал? – спросил Корсак.
– А, это вы? – произнес генерал.
– Рад, что вы меня узнали. Так что празднуете?
– Ничего не праздную. А что вы хотели от меня?
– Я хочу вернуться к нашему прежнему разговору. Судья Осборн, которого вы так опасались, находится в больнице.
– Да, я слышал.
– Он будет находиться там не менее трех недель. И в первую неделю не сможет даже выслушивать доклады и ставить подписи. За это время вы должны укомплектовать полным штатом тот самый форт на побережье.
– А вы со своей стороны что сделаете?
– Я забуду все ваши прегрешения, о которых знаю и о которых еще не знаю. Таких наверняка больше.
– А судья Осборн?
– А что судья Осборн?
– Когда он выйдет из больницы, то набросится на меня. Он может доставить очень много хлопот, если не сказать больше.
– Не переживайте. После возвращения из больницы, когда станет известно, что форт укомплектован, у него с его спонсорами состоится такой разговор, после которого ему точно будет не до вас. К тому же, генерал, кроме вас имеется множество других персон, которые обязательно воспользуются отсутствием судьи Осборна, чтобы провернуть свои делишки. Ну, или выполнить свой долг перед государством.
18
Те двое суток, которые потребовались Ружону для отдыха, майор Корсак потратил на свою не прекращавшуюся ни на минуту работу. Он снова спал урывками, питался чем придется и когда придется, ночью, утром или средь бела дня переезжал с квартиры на квартиру, как только появлялась хоть какая-то информация о том, что его могут накрыть.
