– Какой второй, сэр?
– У «дабла» две двери, значит, должно быть два ключа.
– Согласен, сэр. Подождите меня, и я скоро вернусь со вторым ключом.
– Не спеши, я составлю тебе компанию.
– Сэр, я доставлю вам все в лучшем виде.
– Не торопись, у меня внизу еще дела остались.
Портье не посмел перечить Брейну, и они вместе спустились на лифте в холл.
Пока портье бегал к стойке за ключом от второй двери «дабла», Брейн стоял возле лифта, наблюдая за поникшей фигурой девушки-кадета, которую осаждали уже четверо подвыпивших кавалеров.
Двое из них уже иссякли и понуро слушали враки других.
– Вот, пожалуйста! – подскочил портье, протягивая блеснувшую платиной магнитную пластинку.
– Спасибо, приятель, – кивнул Брейн. – Эй, кадет! Кадет! Встать и подойти с вещами к лифту!.. – строго приказал он, и в девушке сработала заложенная годами программа. Она, еще ничего толком не поняв, вскочила и, подхватив баул цвета хаки, зашагала к Брейну.
Он открыл лифтовую кабину и скомандовал:
– За мной, кадет!
Девушка послушно зашла следом, и кабина начала подниматься.
Спутница смотрела на Брейна, и в ее глазах читался вопрос – она вот-вот готова была его озвучить.
– Все вопросы потом, – упредил ее Брейн.
Они вышли на четвертом этаже, и Брейн повел девушку по коридору.
– Вот, – сказал он, открывая вторую дверь «дабла», – проходите.
Подтаскивая тяжелый баул, девушка зашла следом и остановилась.
– Как вас зовут, кадет?
– Диана Лонмарт, сэр. А вы…
– А я теперь ваш сосед. Эта часть апартаментов принадлежит вам на ближайшие трое суток. За это время вы, если понадобится, уладите ваши дела с администрацией отеля, коль вам так уж необходимо жить именно здесь.
– Мне необходимо.
– Вот и отлично. Сейчас я пройду через смежную дверь на свою половину, и вы, заперев дверь, останетесь в полной безопасности. Вот вам ключ от внешней двери, а смежная запирается только с вашей стороны.
С этими словами Брейн сунул в руку Диане магнитную пластинку и направился на свою половину.
– Сэр, но как вас зовут? И… каково ваше звание? Я же вижу, что вы военный.
Уже взявшись за ручку двери, Брейн остановился:
– Я давно уже гражданское лицо, а зовут меня мистер Хофман.
– А имя?
Брейн вздохнул:
– Стив. Стив Хофман, – сказал он и, взглянув через плечо на кадета Диану, прошел на свою половину, где перевел дух, снял наконец пиджак и, сдернув кобуру, убрал в шкаф, а пистолет сунул под диванную подушку в гостиной.
Хотел уже присесть, но его взгляд привлекло собственное отражение в зеркале.
«Кто это?»
Брейн подошел ближе, вглядываясь в незнакомые черты. Себя прежнего он узнавал разве что по осанке и по росту. Возможно, овал лица тоже был похожим, но остальные черты были ему незнакомы, к тому же возраст – человек в зеркале выглядел едва на тридцать лет.
60
Лишь услышав, как защелкнулся замок промежуточной двери, Брейн смог немного расслабиться, почувствовать себя обычным гражданином, с минимальным количеством обязанностей. Но ненадолго.
Надо было принять душ, и пришлось доставать из-под подушки пистолет. Что за душ без пистолета под рукой? А также без штанов и ботинок тут же – возле ванны?
Это была профессиональная необходимость. Бегать босиком можно, но вот прыгать с высоты двух-трех этажей – нет. Уж лучше без носков в мокрых ботинках, чем совсем босым. Брейн эту науку проходил еще в теории, однако было дело – познал и на практике.
Поэтому пистолет-штаны-ботинки были при нем, когда он, прикрыв глаза, нежился под оплаченными казной струями горячей воды. Впрочем, нежился он не весь, часть его продолжала оставаться на посту и прекрасно помнила, где находился пистолет. А в остальном – да, он нежился.
После душа Брейн прошел в спальню и растянулся на широкой кровати – по-прежнему не расставаясь с пистолетом. В запасе у него была уйма времени – можно была выспаться дважды, если никто не помешает. С этой мыслью он и уснул, проснувшись спустя четыре часа, и, открыв глаза, уставился в темный потолок.
Рука сама нашла пистолет, и он еще с полминуты лежал прислушиваясь.
«Проникновение», – сказал он себе, подразумевая появление незваных гостей в периметре его базы. То есть жилища, то есть номера.
Соскользнув с кровати, куда дотягивался свет от уличного фонаря, просеянный через кроны деревьев, Брейн полностью погрузился в темноту. А еще через двадцать секунд приставил пистолет к затылку незваного гостя и сухо приказал:
– Не двигайся или ты труп…
Гость замер от страха, и Брейн принялся быстро обыскивать его одной рукой. Оказалось, что на незваном госте не было даже белья и им оказалась девушка-кадет.
– Диана? Что вы здесь делаете? – спросил Брейн, убирая пистолет.
– Вы… Вы дурак, сэр?
– Ах да, извините, – опомнился Брейн. – Но зачем вы здесь… То есть чем я заслужил?..
– Просто… вы милый… – выдавила она и стала плакать от пережитого потрясения.
Понимая, что это, возможно, обдуманная провокация, Брейн все же чувствовал себя виноватым и, поддавшись на провокационное поведение соседки, как мог исправлял ситуацию в течение примерно трех часов – пока не начало светать.
Когда Диана уходила, он сделал вид, что спит, и был благодарен ей, что она не стала его будить, чтобы устроить какие-то прощания со взаимными клятвами о том, что эта ночь была незабываемой, что бла-бла-бла, любовь-морковь и все такое. Она тихо ушла, и он с удовольствием раскинулся на всей территории широкой кровати.
До выхода на службу оставались считаные часы, поэтому он позволил себе заснуть еще и запустил свой биологический будильник, который сработал через полтора часа.
Проснувшись, Брейн соскочил с кровати и прошелся вдоль окон просторного номера, выглядывая наружу и фиксируя даже пустяки, вроде скомканной газеты возле урны или вьющихся над кустами насекомых. Потом достал из багажа два стоппера – устройства, которые устанавливались на косяк, после чего открыть дверь, не выбивая ее, уже невозможно.
Один стоппер он поставил на входную дверь, с отсрочкой включения после ухода на службу, а второй, с немедленной активацией, на дверь, смежную с соседним номером. Брейн посчитал, что совершил уже достаточно ошибок.
Приняв душ, он вышел из ванной, вызвал такси и стал доставать из большого чемодана свой казенный серый костюм, в котором ему предстояло показаться публике – весьма ограниченной.
