О свадебном пире речь пойдет отдельно, а здесь скажем только, что на свадьбе Михаила Федоровича он продолжался четыре дня. На второй день, как положено, жених со своими поезжанами и близкими людьми пошел в баню. По обычаю в этот день всем присутствовавшим на торжестве показали новобрачную — ее покров поднял царский дядя боярин Иван Никитич Романов той же стрелой, которой делали пробор при обряде расплетания косы. Опять же по старинному порядку молодых покормили кашей; правда, подали ее по-новому — не в горшках, а в фарфоровой посуде. Пока жених мылся в бане, веселье продолжалось своим чередом. После церковных песнопений пришло время скоморохов и музыкантов: «во весь день и до вечера и в ночи на дворце играли в сурны и в трубы и били по накрам (керамическим литаврам. — Л.Ч.)». Правда, в мыльне царю и его сопровождающим тоже подавали кушанья и «романею» в кубках.
На третий день пир продолжался опять-таки в Грановитой палате. Наконец, на четвертый день царь сначала принял отца-патриарха Филарета в Малой Золотой палате, встретив его еще в сенях. Филарет благословил сына и невестку и преподнес богатые подарки, которые в «Свадебном чине» не перечислены — указано только, что роспись их наличествует на Казенном дворе. По всей видимости, даров было много, а состав их являлся традиционным: серебряные и золотые кубки и стопки, дорогие ткани, меха, драгоценности и пр. После патриарха подарки молодым подносили приехавшие с ним архиереи, а позднее бояре, гости и торговые люди. Празднование продолжилось в Грановитой палате.
Опасения Михаила Федоровича, его молодой жены (она отказалась принять имя Анастасия, а значит, была в курсе трагических исходов первого сватовства и первого брака своего супруга) и родни с обеих сторон оказались напрасными — свадьба, которую так долго ждал Михаил Федорович, прошла без сучка и задоринки. После четырехдневного празднования, кажется, и новобрачные, и весь придворный штат вздохнули с облегчением — никакого лиха не случилось!
Царь Алексей Михайлович, как и отец, женился дважды. В 1648 году он вступил в брак с Марией Ильиничной Милославской, которая была пятью годами старше его и вышла замуж «старой девой» в 24 года; в 1671-м избранницей 41-летнего вдовца стала девятнадцатилетняя Наталья Кирилловна Нарышкина. Обе свадьбы резко отличались от традиционного свадебного чина, но по разным причинам. Первую церемонию царь осознанно противопоставил народному обычаю, наполненному языческими (то есть, по мысли набожного царя, еретическими) элементами.
Мария Милославская тоже была не первой невестой царя. Когда по указу государя был назначен смотр невест, со всей страны свезли 200 красавиц, из которых были отобраны только шесть, а уже из них сам Алексей Михайлович выбрал свою ровесницу, дочь касимовского дворянина Евфимию Федоровну Всеволожскую, выделявшуюся своей совершенной красотой. В знак обручения та получила от государя расшитое полотенце («ширинку») и кольцо, был назначен день, когда невеста должна была переехать жить во дворец, в палаты царевен. Но с избранницей случился обморок, ее сочли негодной по здоровью, отца ее обвинили в сокрытии падучей болезни дочери, и всю семью сослали в Тюмень. Современники полагали, что несчастную девушку сглазил крестьянин Мишка Иванов, сосланный за чародейство и наговор в монастырь; историки же пришли к выводу, что невесте намеренно так туго заплели косу, затянув волосы и кожу, что это вызвало головокружение и потерю сознания. Виной всему опять-таки были дворцовые интриги, направленные на то, чтобы выбор пал на «нужную» невесту.
Ходили упорные слухи, что обморок Всеволожской был на руку всесильному Борису Ивановичу Морозову, стремившемуся самостоятельно решать, кого он хотел бы видеть в качестве царского тестя. Марию Ильиничну подыскал в жены царю именно его «дядька», которому Алексей Михайлович безгранично доверял. Заодно 58-летний боярин и сам женился во второй раз — вероятно, сугубо по расчету — на Анне Милославской, родной сестре царицы, и таким образом породнился с монаршим семейством, стал свояком государя. Его свадьба состоялась через десять дней после царской. Отец двух сестер стольник Илья Данилович Милославский в качестве свадебного подарка от зятя-государя получил боярский чин.
По другой версии, Алексей Михайлович сам присмотрел невесту в церкви во время богослужения. Как писал Григорий Котошихин, царь «повелел взять во дворец, где тое девицы смотрел, и возлюби, и нарек царевной, и в соблюдение предаде ее сестрам своим, дондеже приспеет час женитьбы». На этот раз всё прошло благополучно: врачи признали девушку здоровой и способной к деторождению, и венчание не стали откладывать — оно состоялось через два дня, 16 января 1648 года.
Важным отличием этой царской свадьбы от предшествующих и последующих было то, что на пиру была запрещена инструментальная музыка гусельников и домрачеев. Вместо «кощунов, бесовского играния, студных сопельных песен и трубного козлоглаголания» исполнялись духовные песнопения. Такой отход от народной традиции объяснялся в описании свадебного торжества 1648 года следующим образом: «Да на прежних же государских радостях бывало в то время, как государь пойдет в мыленко, во весь день с вечера до ночи на дворе играли в сурны и в трубы и били по накрам. Ныне великий государь на своей государевой радости накрам, трубам быти не изволил. А веле государь в свои государски столы вместо труб и органов и всяких свадебных потех пети своим государевым певчим дьякам, всем станицам, переменяясь… со всяким благочинием».
Как мы помним, религиозный Алексей Михайлович примкнул к «ревнителям древлего благочестия», стремившимся возродить церковную проповедь, изгнать многогласие из церковной службы и боровшимся против языческой обрядности, широко распространенной в народе. В рамках этой борьбы царский указ 1648 года провозглашал: «…скоморохам не быть, гусли, домры, сурны, гудки и все подобные бесовские сосуды… ломать и жечь без остатку». Патриарх Иосиф также издавал указы об изгнании скоморохов из Москвы. У них отбирали музыкальные инструменты, разбивали или сжигали их. Благовещенский протопоп Стефан Вонифатьев настаивал на том, что нельзя осквернять царскую свадьбу языческой музыкой и весельем, и государь послушался своего духовного отца.
Вторая свадьба Алексея Михайловича, состоявшаяся 22 января 1671 года, была менее строгой. Ей тоже предшествовали смотры красавиц из знатных и незнатных семей, отобранных верховыми боярынями и освидетельствованных придворными медиками. Они проводились царем раз в неделю в течение нескольких месяцев. Понравившихся царю кандидаток в невесты поселяли во дворце до окончательного решения. И здесь опять начали происходить драматичные события. Во дворец взяли Наталью Нарышкину, а 18 апреля 1670 года туда же была вызвана самая сильная ее конкурентка Авдотья Беляева. Правда, она уступала Наталье «в теле»; во всяком случае, дворецкий Богдан Матвеевич Хитрово отметил, что руки у нее больно «худы». Через пять дней во дворце были найдены два подметных письма на имя государя, направленных против государевых невест, в особенности Натальи Нарышкиной. Алексея Михайловича они возмутили: «…такого воровства и при прежних государех не бывало, чтобы такие воровские письма подметывать в их государских хоромах!» Автор пасквилей прикрылся подписью «Артамошка», которая сама по себе о многом говорила: главной мишенью был царский любимец Артамон Сергеевич Матвеев, приведший в царские покои свою воспитанницу Нарышкину. Возможно, именно эти письма и повлияли на окончательное решение царя в пользу оклеветанной Натальи Кирилловны.
