Не знаю, кто защитил экипаж К-19, но однажды допросы прекратились. Ну а в 1-м госпитале ВМФ в Ленинграде, куда нас привезли, провели 4-ю дезактивацию, о которой вспоминаю с улыбкой. Здесь медики организовали нашу обработку более продуманно: помимо внешней помывки была и „внутренняя“ промывка. Тут уж было не до смеха. Штатных „очков“ в гальюне не хватало, и он был „залит“ так, что радиация в нём повысилась до 1 рентгена. Наконец все чистки-промывки закончились, можно было обратить внимание на сестричек-медичек. Последние были поражены не только мужским обаянием северян, но и исходившей от них радиацией.
Усилиями медиков госпиталя ВМФ в Полярном, 1-го госпиталя ВМФ и Военно-медицинской академии им. Кирова в Ленинграде экипаж К-19 (за исключением восьмерых скончавшихся подводников) был поставлен в течение года на ноги.
И ещё несколько слов об обстоятельствах нашей эпопеи.
Я полагал, что 4 июля 1961 года в Северной Атлантике были развёрнуты 5–6 подводных лодок, выяснилось из статьи Ж. Свербилова — более 30 единиц!
„…Я думал о том, — пишет Жан Свербилов, — что мы, т.е. наш экипаж и я как его командир сделали святое дело. Все подводные лодки, участвовавшие в учении, приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас, к нему не пошёл. Если бы не наша С-270, они бы все погибли, а их было более ста человек. Самой высокой наградой для меня и для всех нас было видеть глаза людей, уже почти отчаявшихся и вдруг обретших надежду на спасение…“
Лишь два командира подводных лодок: Жан Свербилов и Григорий Вассер отреагировали на наш призыв о помощи. Сердечное спасибо и низкий земной поклон Жану Свербилову и Григорию Вассеру, их экипажам!
Оглядываясь на трагические события, с горечью вынужден сказать:
1. 4 июля 1961 года Северная Атлантика была напичкана, как бочка сельдью, подводными лодками СФ, расположившихся вдоль курса К-19. Мы терпим бедствие среди них и не имеем легального канала связи с ними!
2. Лишь создав фиктивный Узел Связи, маскируясь под истинный, К-19 создаёт свой канал связи и получает возможность для передачи шифрограммы. После приёма и расшифровки её видно, что это сигнал бедствия, „SOS“, переданный с К-19. Применённый способ передачи и шифрованный текст обеспечили успех связи и скрытность К-19 (над нами не было самолётов и вертолётов НАТО).
3. Спасение экипажа К-19 из радиационной западни, в которую превратился наш корабль, стало возможным благодаря инициативным и мужественным действиям самого экипажа — матросов, старшин, офицеров и командира К-19 Николая Затеева, а также благодаря самостоятельным и мужественным действиям командиров С-270 и С-159 и их экипажей.
Помощь подошла к нам в 16.00 4-го июля. Шёл всего лишь 12-й час, а не 24-й. Но и этих 12-ти часов, плюс время до эвакуации, хватило, чтобы 139 человек, получили лучевое поражение, перенесли острую лучевую болезнь I, II, III степени. А это, конечно же, значительно повлияло на здоровье и продолжительность жизни каждого из нас.
В августе 1962 года я, уезжая к новому месту службы, расставался с экипажем, со ставшими близкими мне людьми — моими радистами, радиометристами и гидроакустиками. Один из них сказал: „Такой жизни, как на К-19, на "гражданке" не будет! Здесь жизнь и труд были наполнены глубоким смыслом! Такое удовлетворение от своей работы, как мы испытали на К-19, вряд ли повторится“. Эти слова он произнёс, несмотря на все пережитые экстремальные ситуации и аварию с лучевым поражением. Наш экипаж был молод, и мы своими действиями защищали Родину».
ОБ АВТОРЕ
ЛЕРМОНТОВ РОБЕРТ АЛЕКСЕЕВИЧ, родился в 1935 г., капитан 1-го ранга в отставке, окончил Высшее военно-морское инженерное радиотехническое училище в Гатчине. В 1958 г. служил командиром БЧ-4 — начальником РТС на подводных лодках СФ: дизельной проекта АВ-611 (Оленья Губа, 1958–1959 гг.), на атомной подводной лодке К-19, затем военпредом на предприятиях Молдавии (Бельцы, Кишинёв, Бендеры, 1962–1986 гг.).
4. «Об орденах своих молчали…»
С капитаном 2-го ранга в отставке Михаилом Викторовичем Красичковым я познакомился в Питере во время премьеры американского фильма о К-19. Как и все ветераны подводной лодки, он был шокирован вольностью киноизложения пережитой трагедии, техническими нелепостями и славословиями тех, кто никогда не бывал в морях. Красичков приехал из мало кому известного саратовского города Аткарска. Приехал вместе с женой, которая очень заботливо сопровождала больного мужа. Надежда Сергеевна очень тревожилась, что переживания, вызванные картиной, скажутся на сердце Михаила Викторовича. Но Красичков держался стойко, и мы расположились в тихом уголке фойе.
— В тот поход я был прикомандирован на К-19 в качестве командира 3-го дивизиона (командира реакторного отсека), — рассказывал Михаил Викторович, — поскольку штатный командир инженер-капитан 3-го ранга Плющ был в отпуске.
Моё место — в 8-м отсеке, там же и пульт управления ГДУ, и офицерская 8-местная каюта.
Много проблем было из-за течи парогенераторов. С течами мы научились справляться. К тому же на пульте были и сигнальные лампочки, и ключи отсечения… Входишь и первым делом бросаешь взгляд на мнемосхему пульта — лампочки не горят, значит, всё в норме.
Не буду повторяться — как случилась авария. Об этом уже много говорили и писали. Расскажу только о малоизвестных фактах.
Когда на импровизированном «военном совете» в кают-компании К-19 обсуждали, что делать и как быть, лейтенант-инженер Филин предложил подавать в реактор охлаждающую воду через клапан-воздушник, минуя все трубопроводы, где мог быть свищ.
Но нержавейку должен варить дипломированный сварщик. Нашли такого — матрос Семён Савкин.
После тревоги прибыли в аварийный 6-й отсек старшины Ордочкин, Рыжиков, Харитонов, а также Гена Старков и Енин. Отключили что надо, определили объём работ.
— Ну, ребята, тут делов хватит!
Решили разделиться на две смены и работать по 30–40 минут.
1-я смена — главстаршины Рыжикова, 2-я — моя.
Занимались подготовкой к сварке, подбирали трубку, гнули муфту… Дизель-генератор в 5-м отсеке перевели в режим сварки. Разложили схемы-«синьки»… Мы отключили ресиверные баллоны, проверили работу циркуляционного насоса 1-го контура, остановили его. Всё делалось без паники, все на своих местах. Держали связь с ЦП только через пульт ГЭУ.
Я держал трубку от насоса, а Савкин варил… Работали в масках от ИП-46, но без стёкол — запотевали. Некогда было раздышивать аппараты. Нам раздышивал их начальник химслужбы Коля Вахрамеев.
После смены выходили, снимали резиновые маски ИПов и шли дышать на мостик.
Своей жизнью я обязан лейтенанту Борису Корчилову. Вот как это было.
