К полудню они пересекли, наконец, единственную в здешних местах дорогу, помеченную на карте. То был рубеж жизни, к которому стремился капитан-лейтенант все это время. Узенькая шоссейка бежала от Таны в глубине фиорда к городку Берлевог, что находился в самой северной точке полуострова. В придорожных валунах Кондратьев укрыл моряков, рассказав, кому что делать, когда из-за поворота появится машина. Колонну им не одолеть, но одиночный грузовик или легковушка были вожделенной добычей. И они стали ждать, веря в свое военное счастье, в свое спасение.
Ждать пришлось долго, до позднего вечера Сигнальщик Гай первым заметил тусклые огоньки пригашенных фар, которые двигались со стороны Берлевога
— Оружие к бою! — прохрипел Кондратьев, вытащив из-за пазухи отогретый пистолет. Ладошка и Квасов последовали его примеру. Боцман, Гай и Хмара достали гранаты и финки. Крытый брезентом грузовик приближался, подвывая мотором на кручах. Едва он поравнялся с засадой, как на кабину обрушился залп пистолетных выстрелов. Машина ткнулась носом в придорожный сугроб, но распахнулась правая дверца, кто-то в черном выскочил в снег и полоснул из-под колес грузовика автоматной очередью. Старшина 2-й статьи Хмара, выглянувший из-за валуна, вскрикнул и рухнул Кондратьеву под ноги. Вторая очередь вспорола наст в полуметре от командира Боцман и инженер-механик палили из пистолетов по колесам, не причиняя, впрочем, автоматчику никакого вреда. И тогда Гай швырнул под машину гранату. Грузовик подбросило и завалило набок. Вспыхнул бензобак.
— Полундра!
Главстаршина Ухналев первым выскочил на дорогу и первым наткнулся на труп горного егеря, придавленного подножкой. Автомат перекочевал в его руки. За спинкой шоферского сиденья нашли пристегнутый карабин. Но самое главное обнаружили в кузове — ящики с мороженой треской. Их немедленно разбили, и некоторые ловкачи стали совать рыбины в пламя горящего бензина. Однако поджарить добычу никому не удалось. Кондратьев приказал немедленно уходить в тундру, пока не нагрянули немцы. Набрав кто сколько смог трески, двинулись в сопки. Убитого Хмару несли на куске автомобильного брезента. В нем же и схоронили его, отойдя от дороги километра на полтора.
* * *
Шли почти всю ночь, пока не забрезжила заря. Ушли от места боя километров на десять. Кондратьев полагал, что их могут обнаружить с самолета, и потому долго искал место поукромнее. Сопки здесь громоздились так, будто их расколол, размолол, искорежил взрыв неимоверной силы. Стесанные наполовину валуны походили на гигантские жернова, на плиты великанских надгробий, на руины разметанной крепости… Их мрачная красота заворожила даже смертельно усталых людей. Забравшись в этот лабиринт подальше, Кондратьев скомандовал привал, и обессиленные моряки повалились кто где стоял. Однако двужильный боцман прошел еще метров двести и наткнулся на два гранитных обломка, накрытых рухнувшей скалой. Под этой массивной кровлей и разбили бивак. Первым делом вытоптали пятачок для костра. Квасов успел прихватить из грузовика банку солидола. Обмазав маслом куски брезента, он поджег их, и как ни чадило такое топливо, все же удалось поджарить на нем несколько рыбин, и ужин впервые вышел на славу.
По расчетам штурмана, они прошли половину пути до восточного побережья Варангера. И, засыпая, привалившись к спине лейтенанта, Кондратьев успел подумать, что с таким запасом продовольствия экипаж непременно доберется до цели, если… Но сон поглотил все сомнения.
Снился ему родной Питер. Будто вместо Невского проспекта — канал вровень с тротуарами. А по каналу-проспекту идет малым ходом новенькая, только что с верфи, крейсерская подводная лодка. На мостике — он, капитан-лейтенант Кондратьев, в белом кителе и белой фуражке. И все прохожие любуются его кораблем. Но почему-то на Дворцовой площади вместо Александрийского столпа московский памятник Минину и Пожарскому. Как же так? А где же колонна с Ангелом? «Штурман, место!.. Почему Минин и Пожарский?» «Пожар в минной цистерне!» — орет снизу штурман. И он, командир, похолодев от ужаса, кричит в переговорную трубу: «Аварийная тревога! Пожар в минной цистерне!»
* * *
— Тревога! Пожар! В минной… — с этим криком он и проснулся. Подводники недовольно зашевелились, но никто не поднялся. Кондратьев выбрался из кучи-малы, растер лицо снегом, зачерпнул еще раз и остолбенел — на плите, лежавшей поверх скальных опор, проступали выдолбленные знаки: стрела, змейка, косой крест… Кто, в какие века жил в этих распадках, что тут пометил, заколдовал?
Впрочем, были дела поважнее. Кондратьев забрался на вершину сопки, чтобы засечь направление на восток. Засек, и вдруг почувствовал, что смотрит на рдеющий горизонт не один. Обернулся и попал глазами в пустые глазницы огромного каменного черепа, мертво взиравшего на мертвый край.
Глава четвертая.
«ЗОВ ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЫ»
Камень-череп был выветрен самой природой и отчасти подправлен рукой человека. Он стоял на валуне, как бюст вождя в фойе Дома офицеров флота Кондратьев с трудом выдернул взгляд из его провальных глазниц и быстро заскользил, зашагал вниз. То, что он увидел на оставленном биваке, повергло его сначала в полное недоумение, а потом в отчаяние, переходящее в ужас. Сначала он подумал, что экипаж выстроился на физзарядку: моряки ходили друг за другом по кругу, делая одни и те же взмахи руками. Они боксировали невидимого противника, выбрасывая кулаки в воздух. Тон задавал инженер-механик Квасов. Он шел во главе разорванного кольца, и моряки в точности повторяли каждое его движение.
— Отставить зарядку! — крикнул Кондратьев, но никто не отозвался на его команду. Его как будто не слышали. Более того, его самого потянуло примкнуть к этой странной процессии, ходившей вокруг каменного столба, похожего на большой отколовшийся кристалл-шестигранник.
— Экипаж — ко мне! — еще раз гаркнул капитан-лейтенант, но не смог никого вырвать из этого заколдованного круга. Тогда он выхватил пистолет и пальнул в воздух. Только это и возымело эффект: Квасов дернулся, точно очнулся от наваждения, перестал размахивать руками. Круг распался, все разбрелись по сторонам, пряча глаза.
— Вы что, мухоморов объелись? — спросил Кондратьев Ладошку и боцмана, которые смущенно топтались перед ним
— Да уж какие зимой мухоморы, — откликнулся сигнальщик Коробов, мужичок из Кольских поморов. — Уходить надо отсюда побыстрее. Нечистое место…
Но трогаться в путь командир не спешил: над сопками, в той стороне, откуда они пришли и где осталась подбитая машина, кружил самолет-разведчик.
— Нас ищут! — заметил механик, и все как один поспешили под укрытие каменной кровли. Пустили папиросу по кругу и стали коротать время, пережидая светлую часть дня. На всякий случай выставили наблюдателя.
— Так что с вами приключилось? — спросил Кондратьев, обращаясь сразу ко всем.
— Мерячили мы… — нехотя ответил Коробов.
— Что, что? — не понял командир. Но тут вмешался корабельный эрудит лейтенант Ладошка:
— Это форма массового психоза. Встречается только на Крайнем Севере. В науке ее называют «арктической истерией», или «зовом Полярной звезды».
