О том, каковы были представления Суллы о положении Римской республики, его планы и намерения, сейчас судить однозначно довольно сложно. Можно было бы реконструировать ситуацию на основе составленных им самим «Воспоминаний». Однако они не сохранились. Лишь на отдельные фрагменты этого сочинения ссылались более поздние античные авторы
. Как правило, в этих ссылках речь шла не о внутриполитических мероприятиях Суллы, а о его военных кампаниях. Могли бы в определенной степени пролить свет на поставленный вопрос свидетельства непосредственных современников событий. Правда, они фрагментарны, чрезвычайно субъективны и политически тенденциозны. Известно, например, что Луций Корнелий Сизенна написал историю борьбы Мария и Суллы. Упоминания о ней есть у Саллюстия, Цицерона и Веллея Патеркула (Sail. lug., 95, 2; Cic. De leg., I, 7; Ad Brut., 228; Vell., II, 9, 5). Однако само сочинение до нас не дошло. Современники же отмечали явную тенденциозность этого сочинения: Сизенна был ярым сторонником Суллы, и это не могло не повлиять на политическую окраску описываемых им событий. Саллюстий прямо говорил о том, что Сизенна был пристрастным в своих суждениях, «говорившим недостаточно свободно — parum … libero ore locutus» (Sail. lug., 95, 2). Важными для нас являются оценки и характеристики, данные Цицероном. В своих политических и судебных речах Цицерон часто ссылался на события 89—79 гг. При этом одни и те же факты в зависимости от настроений самого Цицерона и целей его выступления часто приобретали различную окраску. Однако оценка существа предпринятых Суллой мероприятий оставалась практически неизменной: «знать огнем и мечом вернула себе власть в государстве» (Cic. Pro Rose, 141, 6—7); государству был обеспечен «и блеск внутри страны, и уважение за ее пределами, …каждому возвратили его почетное положение» (Cic. Pro Rose, 136, 6—8). По определению Цицерона, все это произошло «по воле богов, при живом участии римского народа, благодаря мудрости, империю, счастью и удаче Луция Суллы» (Cic. Pro Rose, 136, 9—10). Косвенно можно сослаться на речь консула 78 г. Марка Эмилия Лепида — политического противника Суллы. Она приведена Саллюстием в его «Истории». Лепид называл Суллу «этот Ромул — неудачник — Scaevos iste Romulus» (Sail. Hist. frr. ampl., Lep., 19). Видимо, это определение следует понимать таким образом: Ромул считался создателем Рима, а Сулла стремился встать в один ряд с легендарным героем, что, по мнению Лепида, ему вряд ли удалось. В другой части своей речи Лепид подчеркивал, что Сулла совершил «величайший переворот государства и разрушение устоявшегося — maxima turbamenta rei publicae atque exitia probate» (Sail. Hist. frr. ampl., Lep., 98—99). Однако следует учитывать тот факт, что оценки Лепида имели характер политической инвективы и, безусловно, были субъективны.
Таким образом, судить о том, чем на деле были для Римской республики преобразования Суллы — реставрацией, реформой или контрреформой и какие цели он мог ставить перед собой и перед обществом, возможно лишь на основании анализа конкретных мероприятий и законопроектов, получивших обобщенное определение — конституция Суллы.
Конституция Суллы — условное обозначение мероприятий, осуществленных во время сулланской диктатуры самим диктатором, по его инициативе или при его поддержке и предполагавших стабилизацию положения в Римской республике в том направлении, которое представлялось Сулле наиболее целесообразным. В античной традиции они обозначены как Корнелиевы законы. Нормы сулланской конституции, безусловно, были продиктованы личными соображениями и настроениями диктатора и имели оттенок волюнтаризма. Вместе с тем мероприятия Суллы были реакцией на сложившуюся в Риме социально-политическую ситуацию и, следовательно, должны были более или менее адекватно отражать ее.
В целом основные положения сулланской конституции мы можем разделить на две группы: первую составляют законы, направленные на стабилизацию общественной жизни и политической власти под руководством сената, вторую — на административно-территориальную интеграцию римско-италийского населения.
Осуществление стабилизационной программы Сулла начал с разгрома политической оппозиции, которая могла противостоять и лично ему, и осуществлению его планов. По сообщению Веллея Патеркула, Сулла никогда «не скрывал, что с его стороны противникам будет объявлена война — neque illaturum se bellum iis dissimulauit» (Vell., II, 24, 4, 4—5). Еще в 84 г. до возвращения в Италию Сулла официально известил сенат о намерении отомстить врагам, восстановить положение государства, сената, пострадавших во время марианского правления граждан и свое собственное (Liv. Per., 84; Арр. В. С, I, 77). Уже в этом послании к сенату Сулла заявил новый для римской политической практики принцип: по собственной инициативе, не имея конституционно-правовых оснований
[29], он брал на себя обязанность решать государственные проблемы, снимая при этом с себя ответственность за возможные негативные последствия и оправдывая их высшими государственными интересами. Он заявлял, что в отношении лояльных граждан, в том числе и новых, он обещает полное прощение. Это был блестящий политический маневр, рассчитанный на изоляцию политических противников
. Заявление Суллы было тем более важно, что консулы 84 г. Корнелий Цинна и Папирий Карбон пытались возложить ответственность за сложившуюся ситуацию на население Рима и, особенно, Италии. В процессе набора войск они подчеркивали, что именно из-за новых граждан они (консулы) попали в такое положение (Арр. В. С, I, 76). Сулла всячески откладывал возможность мирного урегулирования ситуации, более того, открыто заявил о необходимости восстановления порядка с помощью преданного ему войска (Арр. В. С, I, 79). Современники не сомневались в том, что он будет действовать силой: «римляне, помнившие его прежний штурм и захват Рима, были в страхе; …они хорошо знали, что Сулла думает не о наказании их или об их исправлении, либо же об их устрашении, но что у него в мыслях всеобщая гибель, смертные приговоры, конфискации, убийства» (Арр. В. С, I, 81—82). На основании этого пассажа Аппиана некоторые исследователи, например Ф. Фрёлих, высказывали предположение, что Сулла имел в отношении противников чрезвычайно жесткие и суровые намерения
. Т. Моммзен считал, что сулланский террор был вынужденной мерой. По его мнению, Сулла постоянно склонялся к помилованию виновников, но марианцы спровоцировали кровавую расправу, усугубив обстоятельства политической борьбы сговором с самнитами
.
[30] С ним отчасти согласен А. Кивени, который считает, что Сулла предполагал амнистию для своих противников
.
Исходя из античной традиции, невозможно однозначно оценить ситуацию и возложить ответственность на какую-либо из сторон. Если Аппиан прямо обвинял в кровопролитии Суллу (Арр. В. С, I, 82), то Ливии и Веллей Патеркул, напротив, считали виновниками марианцев, которые «добились, что соглашение (с Суллой. — Н. Ч.) не состоялось» (Liv. Per., 84); Сулла же прибыл в Италию «не как инициатор войны, но как поборник мира — поп belli uindicem, sed pacis auctorem» (Vell., II, 25, 1, l—2) и «попытался предупредить войну при помощи справедливых законов и благоприятных условий — temptauitque iustis legibus et aequis condi-cionibus bellum componere» (Vell., II, 25, 1, 5—6).
