Когда Ледавардис наконец покинул якорный трюм, Ники и Джен признались друг другу, что напрасно называли его уродом. Но маленький Тало передразнивал странную походку горбуна, корчил гримасы, потешаясь над его уродством, и называл его нытиком и трусом, заявляя, что Ледавардис — не настоящий пират.
Джен открыла мешочек с провизией.
— Кого это волнует? Только его. Как любезно было с его стороны принести нам еду!
— Может быть, она отравлена, — скорчив рожу, сказал Толо — Я не доверяю этому противному горбатому карлику.
Ники вытащил салфетку с завернутой в нее дичью, развернул и принюхался.
— Нет, вид вполне съедобный. — Он расстелил салфетку вместо скатерти на грязном полу и положил на нее еду. — Да, странно, что Ледавардис посетил нас, но еще более странно, что он так разоткровенничался. — Он взглянул на сестру, которая все еще держала в руках пустой мешок. — Что ты об этом думаешь?
— Я… я думаю, что король Ледавардис очень несчастлив, вот и все, — сказала она.
Ники руками разорвал птичье мясо и разделил его поровну. Все трое принялись за еду.
ГЛАВА 9
Королева Анигель сидела в каюте наедине со своим горем и дурными предчувствиями. На палубе, под открытым небом, ей было бы легче переносить одиночество: там она чувствовала себя ближе к любимой семье. Но и капитан лабровендского флагмана, и Эллинис, и Ованон, и Лампиар, и Пенапат, несмотря на ее мольбы, возражали против того, чтобы она выходила наружу: громадные волны легко могли смыть ее за борт.
Последние четыре дня она почти ничего не ела, спала вполглаза и допускала к себе только Имму. Все время отнимало у нее наблюдение за похищенными детьми и мужем. Без конца обращаясь за помощью к волшебной диадеме, она проверяла вновь и внрвь, не причинено ли им еще какое-нибудь зло. Однажды ей удалось даже подсмотреть за Портоланусом, но самые критические моменты — его встречи с королевой Ганондри и адмиралом Джеротом — выпали из поля ее зрения, так что она понятия не имела о намерении Портолануса убить пленников сразу после получения выкупа.
Анигель была свидетельницей первого визита короля Ледавардиса к детям. Она была удивлена и тронута неожиданной добротой юноши. Она видела, как он пришел опять, в этот раз один, на четвертый день плавания и принес еще еды. Он целый час провел в трюме, расспрашивал Ники и Джениль о том, как их нежданно-негаданно увели с коронационного бала. Спрашивал он и о том, что они думают о Портоланусе. Несмотря на свои шестнадцать лет, Ледавардис не был наивным юношей. Анигель убедилась в этом, когда поняла, что он с подозрением относится к тузаменскому союзнику бабушки и боится будущего.
Ледавардис обмолвился об истории с охранниками королевы-регентши и с докторшей и рассказал о чудодейственной волшебной палочке колдуна, с помощью которой он сначала лишил их сознания, а потом опять привел в чувство. Слушая этот рассказ, Анигель с трудом сдерживала волнение: теперь ей стало ясно, что та же самая волшебная палочка поработала и над ее мужем Антаром. Значит, он не при смерти. Ведь именно этого она так боялась, когда в течение нескольких дней наблюдала за бесчувственным королем. Он всего лишь заколдован, и волшебник при желании может привести его в чувство.
Казалось, Ледавардису очень хочется запросто поболтать с равными ему по рангу сверстниками. Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств жизнь королевского ребенка горька, а у этого юноши с искривленным позвоночником и обезображенными чертами лица она и вовсе была ужасна.
Анигель очень расстроилась, увидев, что маленький Толо продолжает издеваться над Ледавардисом и называть его принцем-карликом. Но ведь в конце концов ее младший сын — всего лишь неразумное дитя, жалкое и неуверенное в себе. Хотя Толо никогда не страдал от людской неприязни, не был таким отверженным, как рэктамский юноша, Анигель знала, как он завидует своему сильному и красивому старшему брату. Унижая Ледавардиса, Толо забывал о своих собственных недостатках.
Когда малыш вернется ко мне, решила Анигель, я должна приблизить его к себе, сказать, как я люблю его, вселить в него уверенность и добиться его расположения и доверия.
И я заставлю Ангара сделать то же самое…
Ангар…
Любовь и тревога за судьбу мужа вытеснили из души Анигель мысли о маленьком Толо. Она приказала талисману показать короля и увидела, что он лежит, все еще заколдованный, на грубой скамье в грязном грюме вмесге с галерными рабами. Как всегда, она помолилась о его благополучии и счасгливом возвращении. Теперь, когда ей было извесгно, что он не при смерти, ее даже радовало, что сознание его выключено и он не знает об отчаянном положении детей и своем собственном. Антар был гордым и вспыльчивым человеком, и если бы он был вменяем, он бы обязательно бунтовал, подвергаясь за это жестоким пыткам.
Если бы он боролся или предпринял попытку побега, кто знает, что сделали бы с ним пираты? А что они сделают, если она откажется отдать талисман?
«Как же мне поступить, — спросила она себя, — если Портоланус пригрозит Антару страшными мучениями или смертью?»
Она размышляла над этой ужасной возможностью уже много раз — как человек, у которого болит зуб: он знает, что каждое прикосновение вызывает новую боль, и тем не менее вновь и вновь трогает больное место. Когда она думала об этой дилемме, у нее невольно начинали литься слезы, хотя положение было безвыходным с самого начала, с того момента, когда она прочитала два слова, означающие цену выкупа:
«Твой талисман».
Она обещала Харамис быть твердой, но как могла она сдержать свое слово, понимая, что за сохраненный талисман придется заплатить криками пытаемого Антара и его мучительной смертью? Если она отдаст талисман Портоланусу, как королеве ей грош цена, поскольку тогда ее страна будет открыта для вторжения черной магии. Но если у нее отнимут Ангара, она не переживет этого, а после ее смерти Лабровенда полетит ко всем чертям.
Она долго всматривалась в черты дорогого лица и давала выход своему горю. Потом изображение Ангара затуманилось, несмотря на все попытки сделать его четче, и она услышала нетерпеливый голос Харамис:
— Ани! Слушай меня! Оглянись на свою флотилию и порадуйся!
Она схватила кожаный плащ и выбежала на палубу, не заботясь о том, чгобы ответить сестре.
Дождь прекратился, но с севера по-прежнему дул сильный ветер. Громадные волны, догоняющие их, казалось, вот-вот обрушатся и утащат все четыре корабля на морское дно. Но волны почему-то не рушились, и корабли скользили вверх-вниз по их зыбким бокам, как тележки, скатывающиеся с крутых горок. Раньше постоянная качка сбивала ее с ног. Теперь она почти приспособилась к ней и довольно уверенно подошла к поручням. Встав у борта, Анигель дала талисману команду показать ей открытое море далеко позади лабровендской флотилии.
Их догоняло еще одно судно.
Затаив дыхание, она приказала приблизить изображение. Судно оказалось гораздо меньшего размера, чем ее флагманский корабль, всего четыре паруса раздувалось на двух дерзких мачтах, почти прижатых к корме. Оно мчалось по бушующему морю подобно стреле, пущенной из лука, и уже почти догнало последний из четырех лабровендских кораблей.
