Иначе вели себя коммунисты. «Все первое лето немецкой оккупации, — сообщает В. Маевский в монографии „Русские в Югославии“, — вплоть до нападения гитлеровских армий на своего союзника СССР — коммунисты Югославии никаких действий против оккупационных войск не предпринимали. И их вождь, Иосиф Броз Тито, как это ни странно, свободно проживал в Белграде, разгуливая по улицам столицы! Больше того: имея в виду, что между Германией и Советским Союзом существовал договор о дружбе, югославские коммунисты — надо думать, по приказу из Москвы — помогали немцам в их борьбе с национальными отрядами. А были случаи, когда видные коммунисты состояли агентами гестапо. В столице и провинции они разыскивали, доносили и выдавали курьеров и симпатизеров четнического движения; производили вместе с гестаповцами обыски и аресты: например, жен и детей Дражи Михайловича, Д. Васича (шефа его пропаганды), министра Чурича и др.»
[276]
Лишь после нападения Гитлера на СССР поведение югославских коммунистов изменилось. В конце июня 1941 года Тито через загребскую радиостанцию проинформировал Исполком Коминтерна о действиях Компартии Югославии: «Партия обратилась с воззванием в связи с нападением на СССР… Она дала указание проводить массовый саботаж и организовала партизанские отряды для выведения из строя линий коммуникаций… По всей стране создаются боевые группы во главе с военно-революционными комитетами под руководством партии»
[277]. Тито рассчитывал получить одобрение своих действий, и он его получил.
Воодушевленные поддержкой Сталина, коммунисты поднимали восстания в разных частях страны и брали под контроль обширные районы, один из которых даже получил название «Советской Ужицкой республики». Часто жертвами коммунистов становились русские эмигранты, причем не только ветераны Белого движения, но и члены их семей. С 22 июня до 1 сентября 1941 года было зарегистрировано свыше 250 убийств
[278].
Вскоре после оккупации Югославии немцами Державная комиссия, занимавшаяся проблемами русских эмигрантов, и «Делегация по защите беженцев» прекратили существование. Немцами было создано Russische Vertrauenstelle — аналог уже существовавшего в Германии Управления делами русской эмиграции. В литературе это учреждение фигурирует как Бюро по делам русских беженцев, Бюро по защите интересов русских эмигрантов в Сербии или просто Русское бюро. Оккупационные власти преследовали цель облегчить для себя контроль над беженцами из России, а вовсе не защищать их интересы. Но, в силу сложившейся на территории Югославии ситуации, деятельность бюро оказалась направлена именно на выполнение этой задачи. Руководителем бюро был назначен генерал-майор Михаил Федорович Скородумов.
Выпускник кадетского корпуса и Павловского военного училища, он принимал участие в Первой мировой войне, был награжден орденом Святого Владимира IV степени. В августе 1914 года был тяжело ранен и после лечения признан негодным к строевой службе, однако настоял на возвращении на фронт. В 1915 году был вновь тяжело ранен и попал в плен, но за выполнение боевой задачи был награжден орденом Святого Георгия. Скородумов пробыл в плену год и семь месяцев, трижды пытался бежать. 25 февраля 1917 года вернулся в Петроград в результате обмена военнопленными. За него, как за выдающегося офицера, ходатайствовал Лейб-Гвардии Павловский полк, в котором он служил, и лично великая княгиня Мария Павловна. После захвата власти большевиками принял участие в Белом движении — несмотря на инвалидность, вступил в ряды Добровольческой армии. Участвовал в Днестровском походе, был снова ранен при взятии Киева в 1919 году, воевал в Крыму на Перекопе. После отступления Русской армии из Крыма прибыл в Болгарию, затем — в Югославию
[279].
Перед Скородумовым, как руководителем Бюро по защите русской эмиграции в Сербии, стояло множества социальных задач, в основном — обеспечить людей работой и жильем, которое многие потеряли из-за гитлеровских бомбардировок. Но главным было найти способ защитить своих подопечных от преследования со стороны коммунистических партизан. Для решения этого вопроса Скородумов в начале августа обратился к представителям сербской гражданской администрации, но они оказались бессильными чем-либо помочь. Тогда Скородумов обратился к Льотичу, который в то время начинал формировать Сербский добровольческий корпус. Представитель русских эмигрантов рассчитывал получить партию оружия для самозащиты. Однако выяснилось, что самому Льотичу немцы выдали оружия меньше, чем необходимо.
Оставалось обратиться в штаб германского главнокомандующего на Юго-Востоке генерала Бадера. Начальник штаба полковник Кевиш от имени главнокомандующего предложил Скородумову отдать приказ о вступлении русских эмигрантов в германские воинские части. Скородумов это предложение отклонил.
В своих воспоминаниях, написанных после войны, Скородумов сообщает, что свой отказ он мотивировал так: «Белые, как политические эмигранты, могут воевать только против большевиков, а вступая в немецкие полки, которые могут быть переброшены на другие фронты, русские эмигранты будут вынуждены воевать и против некоммунистических государств, что для Белых абсолютно не возможно. Я добавил, что могу отдать приказ лишь о формировании отдельного русского корпуса для борьбы на Восточном фронте и вполне естественно, что за время формирования этот корпус примет участие в борьбе с сербскими коммунистами»
[280].
После длительных переговоров главнокомандующий разрешил формирование Отдельного Русского корпуса и, по словам Скородумова, дал обещание после ликвидации коммунистического движения в Сербии перевести корпус на Восточный фронт
[281].
Когда мероприятия по формированию корпуса уже начались, Скородумов был вызван в германское посольство в Белграде. Это учреждение продолжало существовать, поскольку нацисты создавали видимость дипломатических отношений с правительством Недича. Посол Бенцлер заявил, что формирование русских воинских частей разрешено быть не может. Скородумову было предложено отдать приказ о вступлении русских эмигрантов в сербскую жандармерию.
Сложившаяся ситуация объясняется тем, что германским военным был присущ определенный прагматизм в решении военно-политических задач на Востоке. Гражданские учреждения чаще руководствовались партийной идеологией, которая не позволяла создавать русские вооруженные структуры.
