Заключение как аргумент вероучения
1667 год был «постыдным годом» царствования Карла II, когда союзная датско-голландская эскадра ворвалась в Темзу и Медуэй, взяла Ширнес, сожгла Чатем и врасплох напала на королевский флот.
Истинным виновником случившегося был Яков, герцог Йоркский, брат короля и наследник престола, чье безобразное управление морским ведомством и привело к позорному поражению. Но его никто не смел обвинить. Между тем требовалось найти козла отпущения. Им стал вице-адмирал Уильям Пенн.
Этот офицер действительно проявил гораздо больше энергии в достижении пэрства, нежели в обороне берегов Англии от вторжения врага, и был занят в основном тем, что наживал деньги и скупал земли, чтобы иметь возможность поддержать свое достоинство пэра. Между тем его сын, Уильям Пенн-младший, размышлял о вещах менее преходящих. В обществе молодых людей его возраста он посещал сектантские проповеди и целиком препоручил свою душу заботам квакера Томаса Лоу. Отец вызвал его к себе, назвал подобное времяпрепровождение сумасшествием и назло Томасу Лоу повез своего отпрыска в театр смотреть «Веселую команду». Однако комедия не помогла, и тогда вице-адмирал отправил сына во Францию, рассчитывая, что при дворе «короля-солнца» он быстро отвыкнет от пуританских замашек. И в самом деле, казалось, он не ошибся в расчетах. Молодые годы взяли свое, юноша научился шпагой защищать свою честь и любезным обхождением покушаться на честь придворных красавиц. Он возвратился домой модным джентльменом, жаждущим военных подвигов. Кстати для него вспыхнуло восстание в Ирландии, при подавлении которого он отличился так, что получил под команду полк. Однако в это самое время он снова повстречался с Лоу и по старой привычке отправился слушать его проповедь. На этот раз переворот в его мыслях был решительный и полный. Юный полковник, для которого предприимчивый вице-адмирал добивался баронства, отказался от всяких титулов и объявил, что не намерен снимать шляпы ни перед кем, даже перед королем.
Как раз в это время началось расследование о поражении королевского флота. Пенна-старшего обвинили в том, что он не уничтожил голландскую эскадру. Вице-адмирал сослался на приказ герцога Йоркского не вступать в бой. Яков отрицал наличие подобного приказа. В конце концов, палата общин решила оставить дело без последствий. Но государственный секретарь Арлингтон был другого мнения. Чтобы очистить Якова, нужно было обвинить Пенна; но за невозможностью арестовать отца Арлингтон решил посадить в тюрьму его сына, отказывавшегося обнажить голову перед его величеством.
Юный квакер сам сделал шаг навстречу желанию Арлингтона. Незадолго перед тем у него состоялся публичный диспут с Томасом Уинсентом, пастором церкви Святой Марии Магдалины. Отрывочный отчет об этом диспуте был собран младшим Пенном в книжицу под заглавием «Потрясенный фундамент на песке», которая, как и большинство подобных памфлетов религиозного содержания, была напечатана без официального разрешения. Последователи англиканской церкви сочли ее богохульной, в результате чего издатель книги был арестован. Как только Пенн-младший узнал об этом, он явился к Арлингтону и объявил о своем авторстве. Государственный секретарь тут же сдал его под стражу и отправил в Тауэр.
Правда, существовала одна загвоздка: Пенн-младший очутился в тюрьме пленником не короля, а государственного секретаря, в обход письменного предписания об аресте или законного обвинения. Причастные к этому произволу люди могли поплатиться за свои действия перед судом. Поэтому сэр Джон Робинсон пребывал в затруднительном положении, так как при всем желании угодить государственному секретарю он отнюдь не былт расположен рисковать своим состоянием и своей свободой. Наместник Тауэра обязан был действовать только по предписанию короля, передаваемому ему через генерального прокурора. Поразмыслив, сэр Джон потребовал от Арлингтона законного постановления о содержании узника в Тауэре.
Теперь уже государственный секретарь был склонен полагать, что немного погорячился. Ему предстояло уговорить короля оправдать задним числом арест Пенна, без чего Арлингтон мог считать себя погибшим человеком.
Арлингтон на людях был степенным, скучным вельможей; но в кабинете Карла, среди болонок, шутов и наложниц, он играл роль арлекина. Он весьма удачно пародировал походку и голос многих придворных, лаял, гоготал по-гусиному и такими-то вот шутовскими кривляньями и приобрел расположение короля. Теперь он очень смешно поведал королю о своем свидании с Пенном, и Карл взялся отстоять государственного секретаря от чересчур ретивых законников. Но для этого нужно было найти серьезный предлог для заключения Пенна в Тауэр. Арлингтона озарила счастливая мысль. По своей должности он считался также защитником веры и был обязан блюсти чистоту христианского учения. И вот он решил обвинить автора «Потрясенного фундамента…» в богохульстве и арестовать его в качестве преступника против короля, но не как главы государства, а как главы церкви.
Вследствие такого поворота дела Карл «по своей доброй воле и по собственному почину» велел занести в журнал королевского Совета высочайшее одобрение действий лорда государственного секретаря и предписал сэру Джону Робинсону подвергнуть узника строгому заключению. Арлингтон и сэр Джон вздохнули свободнее.
Пенну не позволяли видеться с друзьями и родственниками, писать письма и самому заботиться о своем содержании. Зима в тот год стояла суровая, снег покрыл землю толстым слоем, в заводях Темзы громоздились льдины, и узник замерзал в своем сыром, неотапливаемом помещении. Ему передали слова лондонского епископа Хэмфри Генчмана: «Пенн либо отступится от своего учения, либо умрет в темнице».
– Ладно, – сказал Пенн и, после некоторого размышления, добавил: – Жаль, что они не сказали мне этого с самого начала, а то ожидание скорого освобождения затормозило кое-какие дела.
Затем он обратился к слуге:
– Ты можешь передать отцу, который, верно, спросит обо мне, эти слова: прежде чем я хоть на йоту отступлюсь от своих убеждений, темница послужит мне могилой. Мне бояться нечего: Бог рассудит правых и виноватых.
Пенна должны были наказать согласно духовному уложению о религиозных преступлениях. Но как было доказать его богохульство? И по закону, и по распространенному в обществе представлению богохульством признавалось издевательство над Богом, нечестивые намеки на Святую Троицу и т. п. Ничего подобного не было в «Потрясенном фундаменте…», написанном в строгих правилах благочестия, за исключением разве что нескольких выпадов против оппонента. Но одним из главных утверждений Пенна было отрицание равного достоинства Иисуса Христа с Богом Отцом, а отрицание единства Троицы могло быть признано англиканской церковью богохульством.
Желая сложить с себя дальнейшую ответственность, Арлингтон добился от королевского Совета постановления, которым расследование дела и вынесение обвинительного приговора препоручалось духовному суду под председательством епископа Лондонского. Но Генчман старался не вмешиваться в это дело, чтобы не уронить авторитета церкви преследованием члена секты, которую никто официально не запрещал.
