Таким образом, Пенн продолжал томиться в Тауэре без судебного постановления. Отец хлопотал за него – и вот в его темнице появились бумага, перья, чернила и посетители. В то же время Уинсент и другие его оппоненты писали против узника памфлеты, называя его «богохульником, соблазнителем и социанистом». Эти сочинения также выходили без официального разрешения, но их авторов никто не преследовал и не сажал в Тауэр.
Пенн в темнице старательно изучал Библию и предавался размышлениям о высших предметах – о любви к Богу, о пользе страданий и т. д. Плодом этих занятий стало его знаменитое сочинение «Нет креста, нет короны», в котором он яркими красками изобразил испорченный мир: развращенное светское общество и гордое, самодовольное духовенство. «Нам нужно самопожертвование, – писал он. – Делать добро, терпеть причиняемое нам зло – вот наши главные добродетели» – и в подтверждение своих слов приводил изречения знаменитых людей – философов, мудрецов, поэтов и героев всех времен.
Вереница тоскливых дней и ночей не сломила его. Он говорил: «Они во мне ошибаются. Что мне их угрозы! Пусть узнают, что я в силах перенести их злобу». Наконец Уильям Пенн-старший тронул сердце короля, и Карл, утомленный всей этой историей, отправил к заключенному своего капеллана и знаменитого богослова Эдварда Стиллингфлита, которому было поручено добиться от узника признания его вины, что послужило бы поводом для его освобождения.
Но Пенн с Библией в руках смело отстаивал свои верования перед человеком, которого называли великим и который громил в диспутах самых красноречивых иезуитов, анабаптистов и прочих сектантов всех родов и оттенков. Пенн не мог состязаться с ним в учености, но главный его довод был неотразим.
– Скажите королю, – говорил он Стиллингфлиту, – что я считаю Тауэр самым плохим аргументом на свете.
При вторичном посещении капеллан изменил тактику. Он привез Пенну свои сочинения, которые развеяли в голове упорного квакера последние сомнения относительно единства Троицы и божественности Иисуса Христа. Пени написал брошюру, где изложил свои новые взгляды по этому предмету. Стиллингфлит донес королю об исправлении узника, и Карл подписал указ о его освобождении.
Похититель королевских сокровищ
За свою долгую, бурную жизнь полковник Блад проявил себя человеком разнообразных способностей и, словно змея, не раз сбрасывал с себя кожу. Он родился в кузнице, получил воспитание в военном лагере и ораторствовал на сектантских сходках; попеременно ремесленник, солдат и проповедник, он был мастер на все руки. Подобно многим своим соотечественникам-ирландцам, Блад сначала воевал за Карла I, потом за Кромвеля и, наконец, опять за короля, никогда не оставаясь внакладе. В годы Реставрации страх потерять приобретенные у эмигрантов земли, на которые претендовали прежние владельцы, толкнул его в ряды заговорщиков против Карла II.
Блад был из тех людей, для которых убийство является простым движением руки. Много шума наделало его покушение на герцога Ормонда. Будучи лордом-наместником Ирландии, Ормонд способствовал передаче конфискованных революционным правительством земель их законным владельцам. В числе пострадавших от действий герцога был и Блад, который поклялся лично вздернуть своего обидчика. Несколько лет спустя, когда Ормонд был отозван в Англию, Блад попытался привести свою угрозу в исполнение. Вместе со своим сыном, зятем Хантом и одним ирландцем-великаном он однажды вечером подстерег экипаж герцога у ворот его лондонского дома. Вытащив Ормонда из кареты и привязав его к спине великана, похитители поскакали к Гайд-парку. Герцога спасла чистая случайность. Блад оторвался от сообщников, чтобы своими руками приготовить в Гайд-парке виселицу для Ормонда; между тем герцог сумел скинуть великана вместе с собой с лошади на землю. Между ними завязалась борьба (они были привязаны спинами друг к другу); в это время подоспела домашняя прислуга герцога с факелами, кочергами и дубинками и спасла своего господина.
Блада разыскивали, но как-то очень вяло. Говорили, что он пользуется покровительством влиятельных лиц при дворе, в числе которых называли второго Бэкингема и леди Кэстлмен, имевших личные счеты с Ормондом. Во всяком случае, Блада привело в Тауэр не это, а другое, более романтическое преступление – он покусился на главную сокровищницу королевства.
Возле южной стены церкви Святого Петра в Тауэре стоит памятник Тэлботу Эдвардсу, хранителю королевских сокровищ. Этот человек заслужил вечную славу на восьмидесятом году жизни. У Эдвардса был сын, которого он в скором времени ожидал из Фландрии. Дочь, родившаяся уже тогда, когда хранитель сокровищ переступил порог пятидесятилетия, жила с ним в Тауэре; кроме нее в доме Эдвардса проживали старуха жена и служанка. С разрешения сэра Джилберта Тэлбота, смотрителя королевских регалий, Эдвардс имел в своем ведении ключи от сокровищницы и за известную плату пускал охотников полюбоваться зрелищем короны, скипетра и державы, так как выплата жалованья чиновникам постоянно задерживалась. Вырученные деньги Эдвардс и сэр Тэлбот делили между собой.
Дом Эдвардса располагался в малолюдной части Тауэра; часовых поблизости не было; в самом доме на стене висела пара пистолетов, но, кажется, больше для украшения.
Однажды к нему постучался деревенский пастор, сопровождаемый женой, и с улыбкой спросил, нельзя ли им посмотреть на королевские сокровища. Эдвардс пригласил их войти и отвел в хранилище. Зрелище королевской короны настолько потрясло нервы жены пастора, что ей сделалось дурно, и миссис Эдвардс повела ее в свою комнату. Пастор – дородный, осанистый человек с широкой грудью и лицом, обезображенным оспой, – остался беседовать с Эдвардсом.
Хранителю понравились провинциальные гости, поэтому он радушно встретил пастора, который явился вновь дня через четыре, чтобы передать миссис Эдвардс перчатки от своей благодарной супруги. Затем священник стал захаживать запросто и день ото дня все более привязывался к старой чете. Наконец он сделал Эдвардсам предложение. Они хранят в доме еще одно сокровище – хорошенькую дочку, а у него имеется красавец племянник, молодой человек с состоянием, дающим двести – триста фунтов в год. Нельзя ли их поженить? Эдвардс пригласил пастора остаться обедать, чтобы обговорить дельце. После трапезы он показал гостю весь свой дом, причем пастору весьма приглянулись пистолеты на стене, и он, во что бы то ни стало, желал сторговаться насчет них. Прощаясь, они назначили день, когда пастор должен был привести своего племянника на смотрины.
В назначенный час пятеро всадников подъехали к пристани Святой Екатерины, расположенной перед Железными воротами Тауэра. Один из них был «пастор» – полковник Блад; другой – его ближайший подручный Эдвард Парат, некогда служивший в армии Кромвеля и называвший себя по старой памяти лейтенантом Паратом; третий всадник был Томас Хант, зять Блада, участвовавший в покушении на герцога Ормонда; четвертый был мастеровой; а пятый, молодой парень, предназначался на роль жениха. Все пятеро были вооружены шпагами, скрытыми в тростях, острыми кинжалами и пистолетами. Каждый знал свои обязанности: «жених» должен был стоять у двери и подать сигнал в случае опасности; Ханту поручили держать лошадей на пристани, а Блад, Парат и мастеровой должны были проникнуть в сокровищницу. С собой они прихватили подпилки, молотки и клещи, так как намеревались разломать корону, скипетр и державу на части, чтобы с большим удобством скрыть их в глубоких карманах своей одежды.
