Диктаторские замашки лорда-протектора заставили Сиднея покинуть Англию, и пока Кромвель властвовал, он большую часть времени проводил в Гааге, где беседовал с великим пансионарием
[25] де Виттом, изучал Мильтона и Библию. В короткое правление Ричарда Кромвеля он вновь занял место в парламенте, ораторствовал в пользу республики и принял место посланника в Швеции и Дании. Реставрация потрясла его республиканскую душу, и он вновь сделался эмигрантом. Живя попеременно в Дании, Германии и Италии, он, однако, нигде не забывал о родине и писал: «Если бы можно было хранить ее в принципах свободы и гражданской доблести, Англия была бы самой славной страной в мире». В продолжение семнадцати лет он влачил свое добровольное изгнанничество, и только смерть отца заставила его вернуться в Лондон. В это время Сиднею перевалило за шестьдесят, воинственные дни его прошли, он взялся за перо. Поселившись в своем доме на Джермин-стрит, он готовил трактат для друзей свободы. В дом его протоптали тропинку граф Эссекс, лорд Рассел и герцог Монмут, а в парламенте виги считались с его мнением по тому или другому вопросу.
Сидней обедал, когда королевский офицер принес приказ о его аресте. Все его бумаги были опечатаны, и он никогда не получил их назад.
В королевском Совете ему не могли предъявить никакого обвинения, и, тем не менее, он был заключен в Тауэр. На другой день все его имущество было конфисковано, у него отняли даже белье. К Сиднею никого не допускали, и его французский лакей Жозеф Дюка с трудом выпросил позволение прислуживать своему господину.
Между тем судьи рылись в его бумагах, чтобы найти хоть какие-нибудь улики против него, и наткнулись на одну рукопись. В 1680 году, когда издание памфлетов и газет было объявлено противозаконным деянием, а король отказался принимать прошения о созыве парламента, в свет вышла брошюра «Патриаршество, или Природная власть короля». Ее автором был Роберт Филмер, один из тех роялистов, у которых понятия о королевской власти простираются далее, чем у самих монархов. По мнению Филмера, первородный грех и свобода означают одно и то же. Цель его книги заключалась в том, чтобы спасти королей от постыдного учения, проповедуемого богоотступниками-республиканцами, – что людское стадо имеет право судить помазанников Божьих. Подобно тому, как Адам – первый отец и первый король – не был обязан своей властью Каину, Авелю и Сифу, как израильские цари не знали над собой никаких законов, кроме закона Божья, так и современные короли являются абсолютными владыками своих подданных, подсудными одному Всевышнему.
Эта книга стала при дворе политической Библией, и, конечно, Сидней не мог оставить ее без возражений. Часто бывает так, что незначительные книжонки вызывают великие возражения. Так случилось и на этот раз. В «Беседах о правительстве» Сидней разнес в пух и прах библейскую аргументацию Филмера о тождественности родительской и королевской власти. Он также не оставил камня на камне от теории наследования власти при помощи права первородства, якобы освященной Божественным авторитетом. Сидней показал, что право первородства не имеет никакого обоснования в Библии: Адам передал свою власть младшему сыну; также поступил и Ной; ни Авраам, ни Исаак, ни Моисей, равно как Давид и Соломон, не были первенцами. Следовательно, передача власти старшему сыну – установление людское, но никак не Божественное. Двенадцать английских королей вообще являются самозванцами, писал Сидней, так что современная королевская власть не имеет под собой никакого высшего авторитета. Безжалостная логика Сиднея, развеяв богословские хитросплетения, очертила подлинную философию государства и права в следующих словах: «Человек по природе свободен, лишить его этой свободы нельзя без причины, и отказывается он от свободы или от части своей свободы только для приобретения какого-нибудь большего блага». Оставив в покое древних евреев, греков и римлян, он проиллюстрировал свои доводы из истории англичан, датчан и швейцарцев.
Вывод Сиднея гласил: у королей нет другой власти, кроме той, которую им дает закон. За это ныне очевидное для всех положение Сидней поплатился головой.
Прошло четыре месяца, прежде чем Карл II продолжил расправу над участниками Рэйхаузского заговора. За это время многие товарищи Сиднея воспользовались правами Habeas Corpus act и были выпущены на поруки. Однако его продолжали держать в тюрьме и допрашивать. Сидней отказывался отвечать на вопросы и просил только предъявить ему обвинение.
– Вы, кажется, ищете улик и стараетесь выманить их из моих собственных уст, – говорил он судьям, – но предупреждаю вас, что от меня вы этого не добьетесь.
Действия правительства в отношении Сиднея нельзя назвать иначе, как юридическим убийством по всем правилам закона. Главная трудность заключалась в подборе присяжных, и их выискивали не в Лондоне, а в графствах, из числа отъявленных мерзавцев. Обвинительный приговор, составленный против Сиднея, представлял собой верх искусства крючкотворства и лжи. Подсудимый обвинялся в попытках отвратить любовь подданных от их природного государя и нарушить общественное спокойствие, в стараниях возбудить войну против короля, низвергнуть правительство и лишить его величество короны и жизни – все это при помощи неопубликованной революционной книжки.
7 ноября Сидней предстал перед судом. Прослушав пункты обвинения, он заявил, что не станет возражать против подобного вздора. Двенадцать свидетелей опровергли возведенные на него обвинения, не был доказан ни факт издания рукописи, ни даже авторство Сиднея. Однако присяжные, посовещавшись для виду с полчаса, вернулись с обвинительным актом. Сидней не изменился в лице. Не как римский стоик, а как христианский мученик, он отвел взор от презренных судей и произнес молитву:
– Освяти же, Господи, эти страдания, освяти истиной Твоей, да не будет этому народу смерть моя во осуждение, не осуди великого города, по которому поведут меня на место казни.
Прокурор прервал эту молитву с наигранным беспокойством о том, не повредились ли умственные способности осужденного. Сидней обратился к нему:
– Милорд, троньте мой пульс и убедитесь, что я нисколько не взволновался. Благодаря Богу я еще никогда не чувствовал себя лучше.
Его отвезли назад в Тауэр. В эти последние дни Сидней написал апологию своей жизни. Через две недели после вынесения приговора его казнили. На эшафоте он сказал: «Я знаю, что Спаситель мой жив», – но отказался от священника и предсмертной молитвы. Он был уже наедине с Богом.
– Я умираю за наше Старое Дело, – были последние олова этого борца за английскую свободу.
Герцог Джеймс Монмут
Незаконнорожденный, но признанный сын Карла II и Люси Уолтерс надеялся когда-нибудь взойти на престол. Карл познакомился с этой смуглой красавицей, уроженкой Уэльса, в эмиграции, в Гааге, и вступил с ней в связь. Люси родила ребенка, который получил имя Джеймса Крафта. Многие сомневались, что отцом Джеймса является король, так как Люси имела еще несколько любовников помимо Карла, но так или иначе Карл признал мальчика своим сыном и питал к нему нежную любовь до самой смерти.
